Welcome to BioSerge ForumInitial creation date 9-11 2013
0 Пользователей и 5 Гостей просматривают эту тему.
Н.М.Карамзин и Н.Н.Бантыш-Каменский привлекались графом А.И.Мусиным-Пушкиным лишь в качестве популязаторов вновь "найденной" поэмы (люди подневольные и зависимые от благорасположения всесильного издателя "Слова"). Своё личное отношение к поэме "Слово о полку Игореве" Н.М.Карамзин выразил в публикации 1801 г. под названием "Пантеон Российской словесности". Здесь он поместил выполненную под его руководством гравюру - портрет Баяна, на котором изображён желторотый юнец, держащий дрожащими руками козлиную кефару. Это образ шута, а не древнерусского Барда.
А.С. Пушкин говорил, что «Слово о полку Игореве» возвышается уединенным памятником в пустыне нашей древней словесности. Поэт так описывает ситуацию со Словом:Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? но Карамзин не поэт. Державин? но Державин не знал и русского языка, не только языка «Песни о полку Игореве». Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколь находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства. Кому пришло бы в голову взять в предмет песни темный поход неизвестного князя? Кто с таким искусством мог затмить некоторые места из своей песни словами, открытыми впоследствии в старых летописях или отысканными в других славянских наречиях, где еще сохранились они во всей свежести употребления? Это предполагало бы знание всех наречий славянских. Положим, он ими бы и обладал, неужто таковая смесь естественна? Гомер, если и существовал, искажен рапсодами.-------------Исследование «Песнь о полку Игореве» А.С. Пушкина было впервые опубликовано П.В. Анненковым в собр. соч. 1855, т. I, стр. 478—487, пополнено В.Е. Якушкиным в „Русской Старине“ 1884 г., декабрь, стр. 542—543. В собрание сочинений А.С. Пушкина входит, начиная с издания 1855 г.
Уважаемый Кот Учёный, мнение А.С.Пушкина - это мнение заинтересованного человека. Вы привели известнейшую фразу Первого Поэта России. Но она представляет собой всего лишь великолепный образец РИТОРИКИ.
Слово о полку Игореве --- это ПОЭЗИЯ. Вопрос об авторстве --- это прежде всего какой именно ПОЭТ мог создать такие образы, которые встречаются в Слове.... Поэтические образы часто почти однозначно определяют поэта.... То есть "Незнакомку" в шляпе с траурными перьями найти у Брюсова нельзя и это почти точно определяет творчество Блока... так и со Словом.... Картина Левитана никак не может принадлежать кисти Поленова...Поэтому вопрос стоит в том --- кто мог нарисовать Слово, в каком веке и с какой целью?
Сопоставляя перевод Екатерининской копии 1795 г. с оригиналом и переводом первого издания, А. В. Соловьев развенчивает редакторские и лингвистические способности членов мусин-пушкинского кружка, обнаруживает их посредственные знания в области отечественной истории. Он открывает полную беспомощность авторов обоих переводов не в одном месте. Украшенный по воле скептиков сомнительным ореолом опытного мистификатора-текстолога, почтенный археограф, эллинист и латинист Н.Н. Бантыш-Каменский путался и ошибался на каждом шагу. Несколько увереннее чувствовал себя его молодой помощник и подчиненный по Архиву — А. Ф. Малиновский. Но и он был далек от филологического совершенства. И вот этому Бантышу-Каменскому приписывается, правда, отдаленно-гипотетически, создание такого граничащего с филологической гениальностью для XVIII в. предприятия, как подделка «Слова о полку Игореве»!? А он в действительности часто не понимал самых простых вещей, появление которых в тексте «Слова» скептики считают его делом.
Моя точка зрения: поэма "Слово о полку Игореве" писалась в конце XVIII века коллективом Авторов. Идейным руководителем на первом этапе создания "Слова" был князь М.М.Щербатов. После его устранения в 1790 году бразды правления взял в свои руки аферист от науки А.И.Мусин-Пушкин.
Щербатов на древнерусском написал "Плач Ярославны"?.... Почему он больше ничего... такого... не написал?
Очень большое количество форм дательного падежа единственного числа слов мужского рода на -ови (-еви) находим в южнорусском списке «Повести временных лет» — Ипатьевском. Совершенно очевидно, что по территориальному признаку и хронологии нахождение форм на -ови (-еви) в тексте «Слова» полностью оправдывается. Ставим ударение и на обстоятельстве, что ими насыщена Ипатьевская летопись, не бывшая в руках мусин-пушкинского кружка и не заподозренная даже скептиками.
Так как союз «а» с соединительным значением встречался еще в XVI в., то оно не должно было удивить переписчика в концовке «Слова» —.............. «Княземъ слава, а дружинѣ! Аминь», .......поскольку дошедший до нас список относился именно к этому времени. Для конца XVIII в. подобное употребление союза «а» было совершенно необычно и непонятно, и предполагаемому фальсификатору вряд ли пришло бы в голову воспользоваться таким редким его значением, к тому же более чем вероятно ему неизвестным. Предполагаемому поддельщику нужно было самому твердо увериться в реальности и историчности этой редкой функции союза «а», для того чтобы воспользоваться ею для своих целей. Союз «а»в необычной и странной для конца XVIII столетия синтаксической функции мог только привлечь к себе критическое внимание скептиков и навлечь на себя нежелательные подозрения. Нет, мы основательно сомневаемся в столь тонких познаниях человека конца XVIII столетия насчет функций союза «а» в древнерусском языке. Сомневаемся и в том, что необходимая при всякой фальсификации осторожность не удержала поддельщика от соблазна и риска введением необычных значений слов увеличить число сомнительных мест рукописи. Благоразумнее и безопаснее было употребить союз с обычным и известным значением вместо малопонятного соединительного «а».
Большинство ориентализмов «Слова о полку Игореве» можно отнести к языку Киевской Руси, так как они известны и другим памятникам древней русской письменности. Но несколько восточных слов в его тексте пока нигде не найдены и принадлежат только ему. Однако главная сила ориентализмов «Слова» не в уникальности нескольких из них, а в их общей архаичности. Архаичность формы — главное доказательство их аутентичности.
Специалистов же, напротив, удивляет то, что ориентализмы хронологически восходят к эпохе появления «Слова», т. е. к XII в. Все без исключения востоковеды, занимавшиеся тюркизмами «Слова», единодушно сходятся во мнении, что так подделать их в конце XVIII столетия, при тогдашнем низком уровне ориенталистики вообще, было совершенно невозможно.
Кока Александровна Антонова также пишет: "Мне известно, что покойный член-корреспондентАкадемии наук Е.Э.Бертельс начал изучать восточные элементы "Слова". Он пришёл к выводу, что язык "Слова" настолько разнохарактерный, разновременный, что его невозможно отнестик какой-нибудь определённой эпохе".Е.Э.Бертельс склонялся к тому, что считать ориентализмы "Слова" безнадёжно испорченнымиили просто фальсифицированными. О том же мне лично говорил его сын А.Е.Бертельс. Надо пожелать, чтобы эта работа была издана.
Мы имеем основание считать, что приведенные нами лингвистические доказательства бесспорно говорят о том, что «Слово» — подлинный памятник древней русской письменности. В результате всестороннего «микроскопического» и «макроскопического» анализа, осуществлявшегося в течение ста шестидесяти лет объединенными усилиями лингвистов, литературоведов и историков, «Слово о полку Игореве» поставлено на прочную историческую основу. Попытки скептиков развенчать его как поздний фальсификат конца XVIII в. не удались. «Слово» — оригинальный памятник древнерусской литературы, а не продукт позднего времени.
Искусство древней Руси не знало вымышленного героя, и Ярославна — это историческое лицо, но вместе с тем, она — художественный образ, созданный автором «Слова».
Интересно сравнить, как в аналогичных обстоятельствах думал, согласно утверждению автора Ипатьевской летописи, Игорь Святославич. Можно представить, что должен был переживать Игорь в последние минуты трагического для русских войск боя на берегу реки Каялы! В обстановке полного разгрома, среди убитых и искалеченных людей, раненый князь считает, что все происшедшее с ним и его дружиной — это наказание за грехи перед господом богом. А его жена просит помощи и защиты у ветров - Стрибожьих внуков, у могучей реки — Днепра Славутича, и, наконец, у главного божества восточных славян — светлого и трижды светлого Солнца.
Д. С. Лихачев в очерке, посвященном истории рукописи «Слова о полку Игореве», рассмотрев существующие в настоящее время сведения об обстоятельствах приобретения А. И. Мусиным-Пушкиным рукописи «Слова», приходит к заключению, что «остается далеко не ясным, когда точно и у кого приобрел А. И. Мусин-Пушкин свой знаменитый сборник. Но как бы ни были для нас неясны те пути, которыми А. И. Мусин-Пушкин составил свое знаменитое собрание, именно эта подозрительность вселяет в нас уверенность в его подлинности.
Можем ли мы считать случайным то обстоятельство, что рукопись «Слова о полку Игореве» оказалась в собрании рукописей А. И. Мусина-Пушкина и что он обратил внимание на это произведение, обнаружив его в составе довольно-таки большого сборника? Думается, что нет.
И. Н. Болтин так писал об этом собрании рукописей уже в 1792 г.: «...будучи крайний древностей наших любитель (Мусин-Пушкин, — Л. Д.), великим трудом и иждивением, а больше по счастию, по пословице: на ловца и зверь бежит, собрал много книг весьма редких и достойных уважения от знающих в таких вещах цену; невозбранно я по дружбе его ко мне оными пользуюсь, но не имел еще время не только всех их прочесть, ниже пересмотреть. Из надписей их и из почерка письма предварительно я уверен, что, прочетши их, много можно открыть относительно до нашей истории, что поныне остается в темноте или в совершенном безызвестии, но сие требует великих трудов.
На вопрос К. Ф. Калайдовича, спрашивавшего А. И. Мусина-Пушкина про рукопись «Слова», «где найдена», Мусин-Пушкин 31 декабря 1813 г. ответил: «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в Архиерейский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре на обещании до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под № 323-м, под названием Хронограф, в конце найдено „Слово о полку Игореве“».
Думается, что сказанное дает нам полное основание утверждать, что Мусин-Пушкин совершенно не был вынужден давать Калайдовичу правдивые сведения о рукописи «Слова». Для предположения же, что Мусин-Пушкин вполне мог сообщить К. Ф. Калайдовичу явно ложные сведения о рукописи «Слова», у нас имеются весьма веские основания.
В «Записках для биографии е[го] с[иятельства] графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина», опубликованных в ноябрьском номере «Вестника Европы» за 1813 г. и написанных самим А. И. Мусиным-Пушкиным, мы читаем следующее: «Сия склонность (к собиранию старинных рукописей, монет и редкостей, — Л. Д.), по любви к отечеству, усилилась в нем (Мусине-Пушкине, — Л. Д.) следующим неожиданным случаем. Нечаянно узнал он, что привезено на рынок в книжную лавку на нескольких телегах премножество старинных книг и бумаг, принадлежавших комиссару Крекшину, которых великая куча лежит в лавке у книгопродавца... (...) не медля, того же часа поехал в лавку, и не допуская до разбору ни книг, ни бумаг, без остатку все купил... В сей великой куче между многими достопамятностями найдены две весьма редкие летописи: первая Нестерова, писанная на пергамине в 1375-м году ..., другая, так же весьма древняя летопись, за подписанием князя Кривоборского ... (...) а сверх того, еще многие летописи с примечаниями г-на Татищева..."На самом же деле все обстояло иначе, и в приобретенной А. И. Мусиным-Пушкиным «великой куче книг» в 1791 г., как сообщает книгопродавец, ни Лаврентьевской, ни других летописей не было. Книгопродавцем был В. С. Сопиков, и он писал в письме к К. Ф. Калайдовичу от 5 декабря 1813 г. про эту покупку Мусина-Пушкина следующее: «В последних книжках № 21 и 22 Вестника Европы в биографии А. И. Пушкина не справедливо сказано, что будто с журналом Петра Великого, собранным г. Крекшиным, купленным на рынке у книгопродавца, нашел он Лаврентьевский список Несторовой летописи и многие другие важные древние летописи и книги. Книгопродавец, у коего он эту кучу купил за 300 р., был я. Сия куча привезена была ко мне не на многих телегах, а на одних обыкновенных роспусках, и содержала в себе 37 (а не 27) книг черного журнала о делах П[етра] В[еликого] и несколько печатных указов импер. Анны Ивановны и ничего более. Этопроисходило в 1791 году... Следственно это место в биографии графа А[лексея] И[вановича] М[усина]-П[ушкина] должно быть исправлено. О журнале тогда же я писал к одному приятелю в Москву, который мое письмо показывал Н. Н. Б. Каменскому, который отозвался о нем с уважением».К. Ф. Калайдович, опубликовавший в «Вестнике Европы» «Записки для биографии е[го] с[иятельства] графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина», учел это письмо Сопикова и в очерке «Биографические сведения о жизни, ученых трудах и собрании российских древностей графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина» пересказывает все обстоятельства покупки Мусиным-Пушкиным бумаг Крекшина, сообщенные Сопиковым, а о Лаврентьевской летописи пишет, что она, «как сказывают», была получена графом «из бывшего во Владимире Рождественского монастыря, превращенного теперь в Архиерейский дом».
