Welcome to BioSerge ForumInitial creation date 9-11 2013
0 Пользователей и 4 Гостей просматривают эту тему.
Итак, мы видим, что уже при жизни Мусина-Пушкина существовало три разных рассказа об истории приобретения им рукописи «Слова о полку Игореве». Зная, что сообщение Мусина-Пушкина о неожиданной покупке большого числа очень ценных и редких рукописей у книготорговца в 1791 г. не соответствует действительности, мы не можем считать верной запись Евгения Болховитинова и не можем доверять ответу Мусина-Пушкина К. Ф. Калайдовичу. По всей видимости, и сам Калайдович сомневался в правдивости сведений графа по этому вопросу. Уже после своей переписки о «Слове» с А. И. Мусиным-Пушкиным он писал в письме к А. А. Головину от 28 февраля 1814 г.: «Вы сделали благороднейшее дело и малым показали свое усердие к наукам, между тем как гр[аф] П[ушкин] и другие подобные, беззаконно стяжавшие свои ученые сокровища, предали их на жертву пламени".
Таким образом, наибольшего доверия заслуживают дважды повторенные словаН. М. Карамзина о том, что рукопись «Слова» была найдена в монастырском архиве. Этисведения Н. М. Карамзина подтверждаются следующими данными...
В 1950 г. Н. К. Гудзий напомнил, что в книге А. В. Лонгинова «Историческое исследование сказания о походе северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г.» (Одесса, 1892, стр. 229) сообщается о том, что А. А. Кочубинский говорил Лонгинову о находящемся в Ярославле официальном документе, из которого явствует, что 12 августа 1791 г. Мусину-Пушкину высылались из библиотеки Ярославского архиерейского дома три хронографа и одна степенная книга.30 В настоящее время документ этот находится в Ярославском областном архиве.31 Из него мы узнаем, что 12 августа 1792 г. (а не 1791, как ошибочно указал Лонгинов) Мусину-Пушкину из пяти хронографов и одной степенной книги, имевшихся в библиотеке Архиерейского дома, «представлены были к личному просмотрению его превосходительства (Мусина-Пушкина, — Л. Д.) три хронографа, имеющие содержание относительно российской истории, и четвертую книгу степенную». На эти рукописи была составлена опись, а сами рукописи «по приказанию его превосходительства синодального господина обер-прокурора и кавалера отправлены к нему». «При надлежащем рапорте к отправлению в святейший Синод к его преосвященству представлены точию. Обратно не сданы». На основании всего сказанного выше мы можем полностью присоединиться к предположению Н.К. Гудзия, что «один из трех ярославских хронографов был тот, которым открывался погибший сборник со „Словом“.
Изучая текст комментариев к переводу «Слова о полку Игореве» в бумагах Екатерины II, А.В. Соловьев отметил ряд комментариев, автором которых, по его мнению, был Н.Н. Бантыш-Каменский. Об этом свидетельствует, как считает А. В. Соловьев, знакомство автора этих комментариев с Украиной и знание им латинского языка, чего нельзя сказать о Мусине-Пушкине. Но, как известно со слов самого же Мусина-Пушкина в его ответе на вопросы К. Ф. Калайдовича, Н. Н. Бантыш-Каменский (и А. Ф. Малиновский) были привлечены им к работе над «Словом» после того, как он переехал из Петербурга в Москву, что произошло в 1799 г. Поэтому мы имеем гораздо больше оснований видеть в авторе этих комментариев И. Н. Болтина.
Чувствительно благодарен Вашему превосходительству за присылку 446 червонных и 1100рублей, тем паче, что крайнюю в оных имею нужду, ибо надеюсь скоро с Вами расстаться и поехать в Москву.
(...) Хотя и прсил я Ваше превосходительство о переводе на Ивана Лазоревича 1000 рублей,коими Вы за переводами остались должны, но как при отъезде моём я оные уже заплатил,то покорнейше прошу отдать оные жене моей, а если до выезда её не успеете, то Никите Ивановичу Пещурову, который долг мой взялся привести в порядок (...).
Как уже отметил Д. С. Лихачев, Мусин-Пушкин «не делал секрета и из своей рукописи „Слова“». Действительно, ко времени смерти Иоиля (25 августа 1798 г.) уже появились сообщения о «Слове» и М. М. Хераскова и Н. М. Карамзина, а следовательно, уже ходили в списках и переводы «Слова» на современный русский язык. Поэтому у нас нет абсолютно никаких оснований считать, что Мусин-Пушкин до 1800 г. был не заинтересован в «оглашении своего выдающегося открытия». Заметим, что ознакомление Мусиным-Пушкиным со «Словом» многих лиц до того, как умер Иоиль, лишний раз свидетельствует о том, что Иоиль никакого отношения к рукописи «Слова» не имел.
В самом начале настоящей статьи приводились слова Д. С. Лихачева о том, что неясность многих обстоятельств, связанных с открытием рукописи «Слова о полку Игореве» в XVIII в., вселяет в нас уверенность в подлинности этой рукописи. Как мы могли убедиться выше, неясность эта и явная ложность отдельных показаний лица, могущего дать наиболее точные сведения о рукописи «Слова», находит себе и объяснение и оправдание, подтверждаемые аналогичными фактами археографической деятельности Мусина-Пушкина. И из неясности, искусственно созданной Мусиным-Пушкиным вокруг истории приобретения им рукописи «Слова», становится совершенно понятным и то, почему Мусин-Пушкин так неохотно и кратко отвечал на вопросы о рукописи «Слова», и то, почему со времени открытия рукописи до ее издания прошло целых 8 лет. Становится понятным, почему первый «владелец» рукописи «Слова» — Иоиль не знал о драгоценности, «имевшейся» в его библиотеке. Наконец, находит себе объяснение и различие в рассказах о происхождении рукописи «Слова» людей, бывших современниками возрождения памятника XII в. в конце XVIII столетия.
Подлинная рукопись, по своему почерку весьма древняя,принадлежит Издателю сего, который чрезъ старания своии прозьбы къ знающимъ достаточно Российской языкъ доводилъчрезъ несколько лЕтъ приложенный переводъ до желанной ясности, и нынЕ по убЕжденiю прiятелей рЕшился издать оной на свЕтъ. Но какъ при всемъ томъ остались ещё некоторые мЕстаневразумительными, то и проситъ всЕхъ благонамЕренныхъЧитателей сообщить ему свои примЕчания для объясненiя сегодревняго отрывка РоссIйской словестности.
Фактически это все, что на протяжении длительного времени было известно об открытии рукописи. Поиски велись вокруг личности Быковского, хотя сообщение А. И. Мусина-Пушкина открывало более широкие возможности. В частности, в нем привлекают внимание три ключевых факта:1. Рукопись была куплена у Иоиля Быковского, но нет прямого указания на то, что он был ее владельцем. Более того, особо подчеркнуто, что Быковский испытывал нужду и поэтому продал отдельные книги, возможно, из архива ликвидированного монастыря. Во всяком случае, позже Н.М. Карамзин довольно уверенно говорил о "монастырском архиве" как месте находки рукописи.2. Между Иоилем Быковским и А. И. Мусиным-Пушкиным был посредник, "комиссионер", т. е. в этой купле-продаже обошлось без прямого контакта графа с архимандритом. Были приобретены все русские книги, и честь открытия "Слова", надо так понимать, принадлежит самому А. И. Мусину-Пушкину.3. Вполне очевидно, что А. И. Мусин-Пушкин не относил N 323 к реестру своей библиотеки. Не было его и в собрании И. Быковского, но можно предположить, что этот номер принадлежал довольно большому упорядоченному книгохранилищу, скажем, в Санкт-Петербурге или в Москве.
Прежде всего нужно учесть, что Спасо-Ярославский сборник имел особую ценность, так как был составлен митрополитом Димитрием Ростовским (Туптало) в 1708-1709 годах. Его основой являлась копия Хронографа Распространенной редакции 1617 года из Московского Печатного двора (возможно, под N 323), а рукопись "Слова" вместе с другими памятниками (летописью и светскими повестями) была вывезена Димитрием из Украины. Мной установлено, что он использовал "Слово" в своей книге "Руно орошенное" с 80-х годов XVII века. Перед отъездом в Россию (1701 год) Д. Туптало был настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в Новгороде-Северском и подарил сборник тоже Спасо-Преображенскому монастырю в Ярославле. В описи монастыря за 1709 год впервые появился этот сборник - "Книга Гранографъ писменная вдесть в переплете" - и проходит в последующих описях 1735, 1776 и 1778,1787,1788 годов.
Подведем итоги. Полтора столетия со времени первого издания "Слова" (1800 год) в науке существовало почти незыблемое мнение, что А. И. Мусин-Пушкин купил сборник со "Словом" у Иоиля Быковского, архимандрита ликвидированного в 1788 году Спасо-Преображенского (Ярославского) монастыря. И ученые не видели в этом особой проблемы. Поэтому несколько неожиданным было высказывание Д. С. Лихачева, что этот вопрос нельзя считать решенным, так как неизвестно точно, когда и у кого приобрел граф тот сборник.Этот вывод оказался наиболее действенным. За последние полвека были найдены важнейшие архивные документы, которые поставили под сомнение традиционный взгляд на проблему. Но вместе с тем возникли и противоречия, которые казались неразрешимыми. Е. М. Караваева, Г. Н. Моисеева, Е. В. Синицына и другие отстаивали ярославскую версию происхождения рукописи, а по мнению Л. А. Дмитриева, она была получена А. И. Мусиным-Пушкиным из Ростовского архиерейского дома (РАД). Это противоречие удалось устранить, когда найденные мной в ростовско-ярославских архивах документы засвидетельствовали, что все ценные исторические рукописные книги, в том числе и Спасо-Ярославский сборник, хранились в РАД, и архиепископ Арсений Верещагин передал сборник А. И. Мусину- Пушкину в 1792 году. Таким образом, предположение Л. А. Дмитриева подтвердилось. Спасо-Ярославский сборник проходил и в описях монастыря, и в описях РАД, в частности в 1765, 1790, 1791 и 1792 годах, описан в предисловии к первому изданию "Слова о полку Игореве".
В свое время П. Н. Берков обратил внимание на сообщение П. А. Плавилыцикова в февральском номере журнала "Зритель" за 1792 год, что даже в дни Ярослава Владимировича "были стихотворные поэмы в честь ему и детям его" и что "есть еще любители своего отечества, которые не щадят ничего, дабы собрать сии сокровища". Многие исследователи считают это косвенным упоминанием о "Слове" и владельце рукописи А. И. Мусине-Пушкине.
Уже в 1805 г. Шишков выпустил монументальную работу, посвященную «Слову о полку Игореве», которая заняла значительную часть первого тома «Сочинений и переводов, издаваемых Российскою Академиею». Перепечатав полностью издание 1800 г., Шишков на 120 страницах дает пространный комментарий к каждой фразе древнего памятника, а за комментарием следует прозаический перевод «Слова». С точки зрения рационалистического мышления Шишкова, «Слову» не хватало последовательности изложения, темные места мешали однозначному пониманию памятника (а перифрастичность и многозначность слога были для него недостатками). Поэтому в переводе Шишков опускает темные места и значительно расширяет и дополняет текст своими вставками: «...рассудилось мне преложить, или паче переделать оную (песнь, — М. А.) таким образом, чтобы, оставляя все красоты подлинника без всякой, поколику можно, перемены слов, невразумительные места сократить или пропустить; прочие же, требующие распространения, дополнить своими приличными и на вероятных догадках основанными умствованиями. Сим средством песнь сия от начала до конца сделается ясною, и я надеюсь, что сколь бы ни были собственные мои распространения и присовокупления слабы, но сплетенные с сильными выражениями и красотами подлинника, нечто приятное составят они для чтения» (VII, 125).
В предисловии к первому изданию „Слова" сказано, что долголетний сотрудник Публичной библиотеки, работавший над изданием русских летописей, А. И. Ермолаев, видевший рукопись „Слова", считал, что она написана полууставом XV века. По мнению Н. М. Карамзина, рукопись писана „разве в конце XV столетия". Первый издатель „Слова" С. Н. Селивановский заявлял, что оно написано „белорусским письмом не так древним похожим на почерк Дмитрия Ростовского" . Все это высказано уже после гибели рукописи, по памяти.
Странно на первый взгляд заявление Селивановского, что рукопись писана „белорусским письмом... похожим на почерк Дмитрия Ростовского". Из этих слов не вполне ясно, с чем он сравнивает — с автографом Дмитрия Ростовского? Но его рука, несмотря на южнорусские особенности, ближе к письму нашего времени, чем к письму XIV—XVI веков. (...)Возможно, заявление Селивановского надо рассматривать как беглое и неверно осмысленное впечатление человека без специальных знаний. Но несомненно, в рукописи должны были иметься какие-то особенности, которые вызвали у Селивановского это ложное представление. Всего вероятнее предположить, что наравне с орфографией рукописи и графика ее носила особые черты, заимствованные в конце XIV — начале XV века из болгарских и сербских рукописей и в большинстве схлынувшие позднее, к середине XVI века. Мы указали уже некоторые из них: красивую лигатуру тр, благодаря которой слово „Трояни" было прочитано в первом издании как „Зояни" (...).Возможно, что подобное письмо, говорившее Ермолаеву и Карамзину лишь о XV веке, Селивановскому показалось белорусским письмом конца XVII века. Итак, уже на основании вышеприведенного можно возводить мусин-пушкинскую рукопись к концу XV—началу XVI века.
Прежде всего нужно учесть, что Спасо-Ярославский сборник имел особую ценность, так как был составлен митрополитом Димитрием Ростовским (Туптало) в 1708-1709 годах. Его основой являлась копия Хронографа Распространенной редакции 1617 года из Московского Печатного двора (возможно, под N 323), а рукопись "Слова" вместе с другими памятниками (летописью и светскими повестями) была вывезена Димитрием из Украины. Мной установлено, что он использовал "Слово" в своей книге "Руно орошенное" с 80-х годов XVII века. Перед отъездом в Россию (1701 год) Д. Туптало был настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в Новгороде-Северском и подарил сборник тоже Спасо-Преображенскому монастырю в Ярославле. В описи монастыря за 1709 год впервые появился этот сборник - "Книга Гранографъ писменная вдесть впереплете" - и проходит в последующих описях 1735, 1776 и 1778,1787,1788 годов.
