Welcome to BioSerge ForumInitial creation date 9-11 2013
0 Пользователей и 4 Гостей просматривают эту тему.
Если так долго национальная народно-поэтическая основа "Слова" не вызывала к себе внимания, то какие у нас основания думать, что она должна была привлечь к себе творческие усилия предполагаемого фальсификатора "Слова" конца XVIII в., якобы вынужденного вылавливать для своего фальсификата из различных источников отдельные народно-поэтические черты.
Написание в Екатерининской копии "Зояни" вместо "Трояни" ("на седмомъ вЕцЕ Зояни" - л.33) позволяет предполагать, что в рукописи была типичная для конца XV - начала XVI в. лигатура "Тр", похожая на букву "З". Никак иначе эти ошибки нельзя было объяснить.
В настоящей статье мы отрешимся временно от достаточно обоснованного представления о «Задонщине» как позднем отголоске поэтической традиции «Слова» и, сравнивая сходные эпизоды обоих памятников (причем «Задонщину» будем брать не в более или менее искаженных чтениях отдельных списков, а в предположительно восстановленном, максимально близком к «Слову» тексте), проверим еще раз шаг за шагом, какой же из двух сопоставляемых текстов с бо́льшим правом может рассматриваться как первичный, что из чего правдоподобнее выводить, другими словами — есть ли научное и художественноеоснование «переворачивать» гипотезу (...).
Именно потому, что в нашу задачу входит исчерпать вопрос о всех возможностях, какие«Задонщина» могла предоставить «певцу Игоря» для компоновки его рассказа о событии XII в., мы оставляем в стороне спор о первоначальном объеме «Задонщины», о том, входили ли в авторский текст те или иные отдельные чтения: для сравнения со «Словом» привлекаются все элементы «Задонщины», хотя бы отдаленно напоминающие стиль «певца Игоря» (т. е., с точки зрения скептиков, — позднего подражателя «Задонщине»). Восстановленный текст «Задонщины» цитируется ниже по изданному в ТОДРЛ (т. VI, М. — Л., 1948, стр. 223—232), но с исправлением отдельных чтений.
Оперируя с абстрактно примышленными текстами "Задонщины", можно прийти к каким угодно выводам, но без каких бы то ни было претензий на их достоверность и убедительность.
Несомненная перекличка «Задонщины» и «Слова» начинается с одной и той же вводной фразы, которой каждый автор предваряет свое повествование:«Слово» Не лепо ли ны бяшеть, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о плъку Игореве, Игоря Святъславлича? "Задонщина"Лутче бо нам ест, братие, начати поведати инеми словесы о похвалных о нынешних повестех о полку великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Ондреевича.В «Слове» «трудные повести» — рассказ самого автора «о полку» Игоря; в «Задонщине» создался сложный и не вполне ясный оборот, в котором «похвальные нынешние повести о полку» великого князя — это как будто чей-то уже существующий рассказ о Куликовской битве, «поведати иными словесы» о котором обещает Софоний. Фраза была трудна и при переписке становилась еще туманнее; список У передает ее так: «...поведати иными словесы от похвальных сих и о нынешних повестех похвалу великому князю...» Совсем искажено чтение в списке С — здесь великий князь говорит брату: «Скажи ми, брате, коли и мы словесы о похвалных сих и о нынешних повестех а полк великого князя".
Вот как звучит речь Всеволода Святославича в «Слове»: «Один брат, один свет светлый ты, Игорю! оба есве Святъславличя! Седлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти куряни сведоми къмети: (...)".
«Слово» ... Игорь к Дону вои ведет. Уже бо беды его пасет птиць по дубию, влъци грозу въсрожат по яругам, орли клектом на кости звери зовут, лисици брешут на чръленыя щиты. О Руская земле! Уже за шеломянем еси.... Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотят полетети на уедие."Задонщина":... поганыи Мамай на Рускую землю пришел, а вои своя привел. А уже беды их пасоша птица крилати под облакы; ворони часто грають, а галицы своею речью говорять, орлы восклегчють, а волци грозно воють, а лисицы на кости брешут. Руская земля, то ти ест как за Соломоном царем побывала."Первая фраза этой картины в «Слове» сохранилась с явной ошибкой: и в издании 1800 г., и в Екатерининской копии читаем «пасет птиць подобию». Большинство современных исследователей читает здесь «по дубию». Судя по спискам «Задонщины», вся эта фраза и в авторском ее тексте передавалась со словом «облака» на месте «подобию»: «Птици небесныя пасущеся то под синие оболока» (К-Б); «А уже беды их пловуще птица их крилати под облакы летають» (И-1); «А уже беды их пасоша птицы крылати под облак летят» (У); «Вжо победы их пашутся, а птицы под облаки летают» (С). Во всяком случае, эта фраза с ее метафорическим образом «беды» была трудна для переписчиков, и он то выпадал совсем, как в списке К-Б, то превращался в «победы», как в С, то синтаксически не увязывался со всей фразой, как в И-1 и У. Вывести ясное по смыслу начальное предложение «Слова» из подобных бессвязных словосочетаний «Задонщины» невозможно.
«Слово»: 1.Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть,трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотят полетети на уедие... 2.Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна, тугоювзыдоша по Руской земли.3. ... ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось."Задонщина":В то время по Резанской земли около Дону ни ратаи ни пастуси не кличут, но часто вороне грают, трупу ради человеческого. Грозно бо бяше и жалостно тогдавидети, зане трава кровью пролита, а древеса тугою к земли преклонишася._____________"Перед нами еще один пример того, как автор «Задонщины» не до конца удачно слил в одной картине художественные детали из разных по содержанию частей«Слова о полку Игореве».
«Слово»: 1.Земля тутнет, рекы мутно текут, пороси поля прикрывают, стязи глаголют:половци идуть от Дона и от моря и от всех стран рускыя плъкы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша чрълеными щиты (выше: Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша...) 2. ... Яр туре Всеволоде! стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами... 3. ... чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна, тугоювзыдоша по Руской земли.4. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы... 5. ... а половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому."Задонщина":Тогда князь поля наступает. Гремят мечи булатные о шеломы хиновъския,поганыя покрыша руками главы своа. Тогда погании боръзо вспят отступиша от князя. Стязи ревуть, а поганыи бежать. Рускии сынове поля широкыи кликом огородиша, золочеными доспехи осветиша. Уже бо въстал тур на боронь. Тогда князь полки поганых вспять поворотил и нача их бити гораздо, тоску им подаваше.Князи их падоша с конеи. Трупы татарскими поля насеяша, а кровию протекли рекы.Туто ся погании разлучишася боръзо, розно побегши неуготованными дорогами влукоморье._________________Для одного эпизода «Задонщины» параллели, как видим, находятся в пяти разных местах «Слова о полку Игореве». Ближе всматриваясь в параллельные тексты, мы не можем не признать, что в «Слове» они звучат как органические части изложения, в «Задонщине» — как украшения прозаического рассказа, притом утратившие свою художественную законченность.
Вводя в текст "Слова" гапаксы он (предполагаемый Автор XVIII в.) мог рассчитывать на создание большего эффекта древности своей подделки. Это - бесспорно. Но одновременно надо было предвидеть, что гапаксы и лексические раритеты могли вполне естественно смутить исследователя и более критически настроенного читателя и заронить в его сознание сомнение в действительности памятника, подделкукоторого фальсификатор, конечно, всеми силами должен был стараться скрыть.
Все это крайне затрудняло чтение рукописи, и Мусин-Пушкин опасался допустить ошибки, подобные той, какую сделал Щербатов при разборе грамоты новгородцев князю Ярославу («по что отъял еси поле, заячь и Миловцы?» вместо «по что отъял еси поле заячьими ловцы?»). О трудностях, сопровождавших разбор рукописи, мы можем судить и без ссылок на самопризнания Мусина-Пушкина, боявшегося разделитьучасть Щербатова.
Мог ли знать о существовании указанных соответствий мнимый фальсификатор? В конце XVIII в. славянская лексикография была еще в пеленах. Откуда такая правдоподобность «подделки» слова «спала»? Удивительное совпадение.
1. До последнего времени «шестокрилци» считалось атрибутом совершенно иной стилистической среды — церковно-литургического стиля, не имеющего ничего общего со светско-героическим стилем. На это ясно указывали найденные в древней русской письменности примеры — все сплошь церковно-литургические...2. Обращаясь к широкому кругу памятников древнерусской литературы, мы действительно не обнаруживаем в них нужного нам эпитета...3. Каким языковым чутьем должен был обладать этот фальсификатор, для того чтобы вставить в свой фабрикат слово, историчность и стилистическая естественность которого были подтверждены конкретными наблюдениями спустя полтора столетия, правда пока на материале южнославянской эпической поэзии.
Текстологические расхождения первого издания и Екатерининской копии должны были восходить все же к какому-то протографу, который столь мастерски и сложно надо было подделать для того, чтобы в первом случае прочесть по-одному, а во втором — по-другому.
Созданное лабораторным путем «Слово» надо было облечь в совершенно естественную и не вызывающую ни малейших намеков на подозрение палеографическую форму. Эти два момента (словотворческий и палеографический) должны были быть органически спаяны, они страховали надежность предполагаемой подделки.
Подделывателю пришлось бы быть не только высоко талантливым поэтом и блестящим знатоком древнерусского языка и русской старины, но и искуснейшим каллиграфом-текстологом, в совершенстве усвоившим приемы имитации древних рукописей и глубоко проникшим во все тайны славяно-русской палеографии. А такого сочетания самых разнообразных дарований у него не могло быть (...).(...) Ведь если согласиться с теми, кто видит в «Слове» фальсификат, то придется в силу элементарной логики считать поддельной и рукопись «Слова». Провалиться фальсификатору рукописи было не мудрено даже в глазах современников, не искушенных, благодаря невысокому уровню палеографических знаний эпохи, во всех тонкостях древнерусского письма и т. п.
В процессе доведения текста «Слова о полку Игореве» до читателя в издании 1800 г. наметились следующие этапы. 1) А. И. Мусиным-Пушкиным и его двумя учеными сотрудниками Н. Н. Бантышем-Каменским и А. Ф. Малиновским были подготовлены текст первого издания и комментарии к нему. 2) Мусиным-Пушкиным (при возможном участии Болтина и Бантыша-Каменского) была сделана редакция текста «Слова» для переписчика Екатерининской копии, отразившая одну из стадий работы над рукописью. Тем же Н. Н. Бантышем-Каменским, возможно, были написаны и примечания к переводу 1795 г. 3) А. И. Мусиным-Пушкиным при содействии Н. Н. Бантыша-Каменского был сделан и перевод к Екатерининской копии, переписанный писцом.Минимум трехстепенность редакционной работы публикаторов «Слова» — доказанный факт (в действительности были и другие промежуточные этапы — копия для кн. А. М. Белосельского и др.). Кропотливая и упорная работа над текстом велась изо дня в день в течение ряда лет. Все ее фазы и блуждания совсем естественны — дойти до цели прямым путем публикаторы не могли, понадобилась большая предварительная работа. И она была проделана. Но ее оправданность и необходимость можно принять только при условии, что найденная рукопись была подлинной или что в ее подлинность глубоко верил А. И. Мусин-Пушкин. А если это было не так?
А если это было не так? Если рукопись и в самом деле была поддельной, неужели Мусин-Пушкин, бывший главным вдохновителем ее опубликования, не догадывался об этом или не знал истину ее появления на свет? Мистификатор не мог не исходить из близких Мусину-Пушкину кругов коллекционеров, любителей и ценителей русских достопамятностей и славного прошлого своего отечества. Скептики близки к мысли, что им был, может быть, сам Н. Н. Бантыш-Каменский. А с ним и в процессе редактирования и издания рукописи шел рука об руку Мусин-Пушкин. Неужели истина и факт фальсификации — процесса самого по себе чрезвычайно трудного, длительного и сложного — могли быть так законспирированы? А круг сотрудников и разбирающихся в древностях людей, видевших список и посвященных в трудности его дешифровки и истолкования — сотрудников начитанных и просвещенных, неужели и он был вовлечен в сети заговора? Среди них был такой почтенный историк, как Н. М. Карамзин, в «простоте душевной» даже сделавший выписки из рукописи.
Для чего понадобилось, предположим, Бантышу-Каменскому с Мусиным-Пушкиным (?) затуманивать отдельные слова и выражения, давать (и даже изобретать?) резко расходящиеся разночтения (фактические, орфографические и т. п.) в рукописи первого издания и в Екатерининской копии, кстати сказать, остававшейся несколько десятков лет погребенной в архиве Екатерины II? В конечном счете получалась какая-то текстологическая головоломка, окутанная псевдонаучной тайной, в создании которой Бантыш-Каменский (вероятный, по мнению А. Мазона, фальсификатор) с Мусиным-Пушкиным обманывали и запутывали самих себя. Если же приписать все эти тайнодействия одному Бантышу-Каменскому, как наиболее возможному, по догадкам А. Мазона, мистификатору, то удивление перерастает в полнейшее недоумение.
