Welcome to BioSerge ForumInitial creation date 9-11 2013
0 Пользователей и 7 Гостей просматривают эту тему.
Не предрешая в начале работы её итоговых заключений, которые можно будет сформулировать лишь по всестороннем рассмотрении фактов, отметим лишь, что степень научной убедительности тех или иных выводов будет прямо пропорциональна полноте привлечения историко-литературных материалов.
Идея сильной центральной власти, представлявшая для рассмотренных выше историков XVIII в. (Ломоносов, Болтин, Манкиев, Щербатов, Тредиаковский - А.Л.) норму политического мышления, автору "Слова" просто неизвестна".
Наконец, сам сюжет - рассказ о неудачной и государственно бесполезной битве - не мог быть для сознания XVIII в. источником высоких "эпических" и лирических эмоций. Он мог войти в литературное сознание лишь как негативный материал".
Перед историком (XVIII в. - А.Л.) ещё не возникал вопрос: не является ли находящийся в его руках документ тенденциозным или даже памфлетным".
Мировоззрение, выразившееся в "Слове о полку Игореве", "Поучении Владимира Мономаха, уже к XIV в. оказалось вытесненным иными представлениями
Поскольку, во избежание возникновения логически порочного круга доказательств, мы воздерживаемся для характеристики идеала правителя XII в. от привлечения данных из "Слова о полку Игореве", остановимся на сочинении Владимира Мономаха, далеко отстоящем от "Слова" по уровню художественного мастерства, но безусловно близким к нему по духу решения государственных вопросов, пониманию природы политической нравственности и, кстати сказать, также дошедшим дот нас случайно в одном уникальном списке".
Неудача, за которую воевода XVI в. карается как изменник, не бросает тени на боевую репутацию феодала XI-XII вв. Это чисто рыцарская точка зрения в "Слове о полку Игореве" сочетается с гораздо более широкой, общенародной моралью. И всё же она явственно ощутима".
Выработка идеологии централизованного государства перевернула все эти представления (...). Война становится делом не только храбрости, но и политики. Она ценится прежде всего по своим практическим результатам для князя и его государства. Поэтому поэтизация неудачного похода делается решительно невозможной.
Лаврухин: Лично я, как исследователь "Слова", придерживаюсь версии написания "Слова" в XVIII в.__________________________Это потому, Александр, что Вы не переводили СПИ. Если бы перевели, сделав синтаксический разбор, то увидели, что это период домонгольской литературы. Ни одно «доказательство», на которое ссылается Зимин, не подтвердилось. СПИ написано не позднее сентября 1188 года. Приведите мне любой «железобетонный» аргумент Зимина и я Вам напишу в чём его ошибка.
Переделать "Задонщину" в "Слово о полку Игореве" - сделать из рассказа о победе московского князя повесть о торжестве половцев, ввести в неё эпизоды пленения и бегства русского князя, не пятнающие феодала по убеждениям эпохи раздробленности, но позорные с точки зрения более поздних этических норм, мог, по представлениям теоретиков, чьи взгляды (Ломоносов, Татищев, Болтин и др. - А.Л.) мы рассматривали выше, лишь недруг России, ненавистник её славы.
Прежде всего бросается в глаза, что, отталкиваясь от текста "Слова", Радищев перенёс театр военных действий с юга на север (несмотря на то,что встреча певцов, описанная в начале произведения, происходит в Киеве, что, естественно подсказывало возможность воспользоваться "Словом" или героическими легендами юга Руси, отразившимися в "Повести временных лет" - памятнике, тщательно изученномписателем).
"Слово" относится к стилизованным романам XVIII в. так же, как киевская архитектура XII в. к "Готическим" ансамблям царицынского дворца".
В <<Кратком описании древнего славянского языческого богословия>> Попова в результате отсутствия научной методики изучения фольклора появилось странное божество - "Буй", которое было характеризовано как "русский Приап" со ссылкой на народную поговорку (видимо, имеется в виду непристойная пословица, в которой слово "буй" употреблено лишь для рифмы. Упоминание это было повторено другими источниками. Если Автор "Слова", как полагает А.Мазон, действительно был лишь не очень умелым фальсификатором и знал Киевскую Русь по данным науки XVIII в. (а "Краткое описание" Попова считалось вполне достоверным источником!), то нельзя не признаться, что для Буй-тура Всеволода он избрал странный эпитет.
Широко отразились в "Слове" такие совершенно неведомые в XVIII в., привыкшем подставлять под имена русских богов фигуры, знакомые по античным мифам, явления, как анимизм, вера в оборотничество.
В <<Слове>> же отразилась система двоеверия, которую не сохранили памятники церковного происхождения, но которая бесспорно определяла религиозное лицо киевского мирянина, а в народной среде дожила до XIX в.
Однако вопрос об отношении "Слова о полку Игореве" к литературе конца XVIII в. не можетбыть решён без рассмотрения ещё одной, пожалуй, центральной проблемы - сравнения памятника с так называемым <<оссианизмом>>.
"Может быть, самое интересное литературное изобретение Макферсона - это создание не текста поэм Оссиана, а ОБРАЗА ТЕКСТА. Здесь особую роль играет "ПРОЗАИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД" нередко сопровождаемый КОММЕНТАРИЯМИ по поводу того, как прекрасно это звучит в подлиннике, какой ритм избрал поэт и т.д.Чем более научно, "просвещённо" выглядели комментарии, тем больше читатели верили в подлинность текста поэмы. Думается, несоблюдение чистоты жанра эпической поэмы и добавление элементов элегии, о чём говорят многие исследователи, не только свидетельство новых, сентименталистких веяний, но и результат стремления создать "ДРЕВНИЙ" текст, принципиально отличный от канонизированной древностигомеровских поэм. Добавим, что комментарии обладают ЗАКОНЧЕННОСТЬЮ и СТРОЙНОСТЬЮ. Это подчёркивает, по контрасту, НЕПОЛНОТУ оссиановских произведений. Макферсон использовал в литературе эффект "РУИН" в предромантической АРХИТЕКТУРЕ и живописи. ИГРА Макферсона с ДВУМЯ контрастными персонажами ДРЕВНИМ автором и СОВРЕМЕННЫМ комментатором.ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ становится более или менее понятной. Современники и несколько последующих поколений этого не разглядели. Основным направлением освоения "Поэм Оссиана" на других языках стало стихотворное переложение прозаического текста подлинника и УСТРАНЕНИЕ всех КОММЕНТАРИЕВ Макферсона".
Герои в "Слове о полку Игореве" деятельны. Автора интересуют не их переживания и душевные состояния, а действия. Не случайно характеристика их даётся в основном ГЛАГОЛАМИ. Если выделить из текста только глагольные формы, читателю останутся ясны и последовательность событий, и индивидуальные характеристики героев.
Даже описание душевного состояния даётся лишь как модус действия и грамматически определяется обстоятельством образа действия (...).
Всё сказанное позволяет сделать вывод: даже если оставить в стороне некоторые фразеологизмы "Слова". мнимый характер "оссианизма был вскрыт ещё Р.Якобсоном, мы не можем найти точек соприкосновения между предромантической (в частности, "оссианической") прозой и "Словом о полку Игореве". Сопоставление "Слова" с литературной традицией XVIII в. приводит, таким образом, к негативным выводам".
Лингвисты и историки давно уже ответили на вопрос о том, могла ли научная мысль конца XVIII в. обеспечить предполагаемого автора всеми необходимыми для этого сведениями. Рассмотрение этого - уже решённого - вопроса не входит в наши задачи.
Посмотрим, что же представляет собой подделка памятника древнерусской литературы, сфабрикованной на рубеже двух веков - X VIII и XIX . Остановимся на одном, но наиболее ярком примере. Для нас особенно интересно то, что пример этот относится ко времени непосредственно после обнаружения "Слова", так что фальсификатор мог в данном случае учитывать опыт этого памятника. Это показывает нам, как он осмыслил механизмвоспроизвндения стиля, близкого к стилю "Слова о полку Игореве". Речь идёт о сочинениях А.И.Сулакадзева. В исследовательской литературе за Сулакадзевым установилась печальная слава человека невежественного и обманщика. Действительно, если рассматривать Сулакадзева в ряду исследователей древней русской письменности, деятельность его ничего, кроме раздражения, вызвать не может".
(...) это беловой автограф, написанный самим фальсификатором даже с соблюдением внешних особенностей "оригинала". Рукопись занимает пять страниц большого формата, разделённых на ДВА столбца, из которых ЛЕВЫЙ заполнен "РУНИЧЕСКИМИ ПИСЬМЕНАМИ", а ПРАВЫЙ представляет выполненный тем же Сулакадзевым "ПОДСТРОЧНЫЙ ПЕРЕВОД". Обратимся сначала к "переводу", ибо именно он, а не заумный "оригинал", должен был, видимо, по мнению Сулакадзева, довести до сознания современников содержание "новооткрытых" текстов. (...) Далее следует ПРИПИСКА Сулакадзева: <<Перевод может быть и неверен, ибо древних лексиконов НЕТ, а хотя и есть печатной лекс[икон] Л.Зизания в Вильне 1596, но весьма недостаточен, 2-й лексикон Павмы Берынды в 1653 в 4*, но и сей краток, потом лексикон Росс[ийской] академии, весьма важный для новейших, а не для древних сочинений>>.
"Таким образом, Сулакадзев "не виноват" в своей ошибке. Историческая наука конца XVIII в. ещё не обладала техникой критики текста, и обнаруженное в рукописной книге считалось подлинным. Приняв фабрикацию XVII в. за древнейшее историческое свидетельство (текст"Слова" не знает подобных ошибок), он лишь разделил заблуждение таких авторитетных историков, как Ломоносов.
Однако, пожалуй, наибольший интерес длят нас представляет то, как Сулакадзев пытался передать дух древности, Расшифровка "рунического" оригинала убеждает, что "перевод" Сулакадзева весьма волен и часто лишь с трудом подтверждается "руническим" текстом. Главным свойством древнего стиля Сулакадзев, видимо, считал темноту, непонятность. Представление это, вероятно, сложилось не без влияния "Слова о полку Игореве", текст которого казался читателю начала XIX в. значительно более загадочным, чем в настоящее время".
Сулакадзев, как и большинство его современников, был глубоко убеждён в том, что грамматический строй языка - результат "правил", а "правила" проявляются вместе с успехами знаний. Следовательно, древний язык - не язык с другим грамматическим строем, а язык вообще без грамматики, тёмный и беспорядочный. Поэтому он не старается воспроизводить строя древнего языка, а стремится к произвольности, не боится выдумывать несуществующее, наивно полагая, что в древнейшем, не имеющем правил языке, каждый выдумывал, что хотел".
(...) так появляются заумные неологизмы: "удычь"- с переводом: "воспой", "кон уряд умыч кипня" - с переводом: "Но суды славились добродетелями". Встречаясь в древних текстах с сокращениями, законов которых он не понимает, Сулакадзев смело начинает выпускать буквы и не дописывать текст. Появляются строки: "Я же Боянов Словенов у[Й]." с переводом : "Я, Боян, словенов потомок".
Мы рассмотрели разные стороны идеологических и художественных связей "Слова о полку Игореве" и литературы XVIII в - начала XIX в., стараясь не пропустить ни одного из возможных оттенков сближения и не связывать себя никакой предвзятой точкой зрения".
Всякая подделка понятна современникам "до дна", однако "Слово о полку Игореве", бросив много поэтических семян в души писателей XIX в., не раскрылось перед ним во всей полноте. Оно всё ещё раскрывается.
"а лаврухин":Переводить "Слово" со всеми его смыслами (очевидными и скрытыми) невозможно: оно воспринимается не только на слух ("тёмные места" - звукопись, пародия богослужебного языка), но и глазами.Уважаемый Александр, Вы рассуждаете как художник - "воспринимать глазами". Тогда считайте СПИ - это "Иоанн Креститель" работы Леонардо да Винчи, а "Задонщина" - "Черный квадрат" Малевича, замазавшего чёрным валиком гениальную задумку создателя.
...шаманский мотив плача Ярославны исполнен церковнославянским языком намеренно.
Как известно, "Слово" было обнаружено не в древнем списке, а в относительно позднем,как предполагают исследователи,- XV или XVI в. В факте этом нет ничего исключительного.
То обстоятельство, что список "Слова", по свидетельству всех его видевших, был сравнительнопоздним, полууставным, писанным на бумаге (бумага в широкий обиход только в XV в.), может служить скорее всего аргументом в пользу подлинности "Слова", чем делать основания подозрениям
Отсюда видно, среди первых переводчиков, комментаторов и издателей "Слова" не могло быть предполагаемого фальсификатора "Слова". Считать, что фальсификатор н а м е р е н н о неправильно передавал текст, переводил и комментировал в расчёте, что когда-либо текст будет понят правильно и это послужит доказательством его подлинности, совершенно невозможно.
... но и то обстоятельство, что непонятные для них (фальсификаторов) места были не понятны в строгом соответствии с уровнем тогдашних филологических и исторических знаний в целом. Слова "къмети" и "мужаимЕмеся" были не понятны не только в первом издании "Слова", но, как мы уже указали, и в вышедшем за 7 лет перед тем издании "Поучения".
М.П. Погодин рассказывает достоверный факт. А.Е.Бардин действительно продал в конце мая 1815 г. А.И.Мусину-Пушкину и А.Ф.Малиновскомуподдельную рукопись "Слова", причём за цену очень высокую...Совершенно ясно, что если бы А.Ф.Малиновский или А.И.Мусин-Пушкин знали, что "Слово" - памятник поддельный, ни один из них не дал бы и рубля на изготовленные А.И.Бардиным экземпляры.
В 1815 Бардин продал А. Ф. Малиновскому, одному из участников Перв. изд. С., поддельный список памятника. Малиновский не распознал подделки и начал готовить новый список к изд. Только экспертиза петерб. палеографа А. И. Ермолаева помогла установить подлог. М. П. Погодин в некрологе Бардина в Москв. рассказывает анекдот о том, что одновременно с Малиновским такую же подделку купил у Бардина и А. И. Мусин-Пушкин. В некоторых совр. науч. и популярных работах этот анекдот приводится как ист. факт. Однако детали рассказа — о быстром, на другой же день после покупки, обнаружении подделки, само описание мусин-пушкинского списка, («харатейная тетрадка, пожелтелая, почернелая») — не соответствуют обстоятельствам дела. Кроме того, о мусин-пушкинском списке нет никаких сведений. Одно время считалось, что это рукопись с рунической золотой надписью, хранящаяся в ГБЛ (Музейное собр., № 1368; в работе М. Г. Булахова (Энциклопедия. С. 22) она ошибочно названа рукописью, проданной Малиновскому). Но в 60-х XX в. была расшифрована проставленная Бардиным на этом списке дата — 1818, а Мусин-Пушкин умер в 1817. Таким образом, следует признать, что мусин-пушкинского списка, изготовленного Б., никогда не существовало.
Поддельные рукописи редко воспроизводят списки с несколькими произведениями. (...) мне неизвестен ни один случай подделки целого сборника или летописного свода (...) .Объясняется это двумя причинами: 1) подделать целый сборник вследствие его объёма очень трудно, почти невозможно; 2) подделыватель имеет определённую цель - он стремится к фабрикации одного только произведения (...) . И вот характерное явление: "Слово о полку Игореве" дошло до нас в составе огромного, крупноформатного хронографа. Следовательно, в подделывателе нужно было предположить отступление от практики подделывателей (в том числе и наиболее терпеливых и "опытных" - А.И.Бардина и А.П.Сулакадзева) и необыкновенную его работоспособность.
Исчерпать всех параллелей к "Слову", открытых в памятниках древнерусской литературы (оригинальной и переводной), в краткой статье невозможно. Скептикам новейшей формации пришлось бы составить длинный список памятников, помимо "Задонщины", с которыми автор "Слова", будь он человеком XVIII в., должен был быть знаком, чтобы создать своё произведение.
