Красиво ли выглядят воскресшие мертвецы? Что означает имя главного героя повести «Вий» — Хома Брут? Зачем Родион Раскольников просит Соню прочитать ей историю про воскресение Лазаря? Бесы христианства и их участь. Какое отношение имеет имя «панночка» к творчеству А.С. Пушкина? Страшная, сверкающая красота глаза тайфуна. Может ли Хома Брут избежать своей участи?
Случаются ситуации, когда реальность, взятая в её самом натуральном виде, настолько отличается от сказки, созданной на основании этой реальности, что это приводит к совершеннейшему абсурду. В пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор», образ «высоко уполномоченного из Петербурга с секретным предписанием», созданный жителями уездного города, не сравним с реальным Хлестаковым, дурачившего всех ради шутки и чтобы занять побольше денег. Некоторые образы, которые создаются сегодня в «массовой культуре» настолько далеки от реальной действительности, что вызывают лишь недоумение – до чего же может довести желание нынешних Моцáртов делать деньги.
Имя главного персонажа повести Гоголя «Вий» состоит из имени Хома, означающего на украинском «недотёпа». «Хома» созвучен также имени Фома, которое появляется в Новом Завете в рассказе про «Фому неверующего». Фамилия главного героя, Брут, прямо относит к римской истории, где является символом предательства лучшего друга. На английском оно означает «тупой человек», «скотина», «животное». В русском от него образовано слово «брутальный», то есть грубый и жестокий.
Когда Родион Раскольников из «Преступления и наказания» в первый раз приходит к Соне, то просит её почитать про «воскресение Лазаря». Этот эпизод из евангелия от Иоанна примечателен тем, что создаёт картину жуткого ужаса при виде воскресшего мертвеца, «обвитого по рукам и ногам погребальными пеленами и лицом обвязанным платком». Евангелие повествует, что Исус воскресил Лазаря единственно для того, чтобы доказать что он «воскресение и жизнь и что верующий в него если и умёт, то оживёт». Картина, которую рисует евангелие от Иоанна, демонстрирует весь абсурд идеи «воскресения трупа». Во многих фильмах ужасов мертвецы, встающие из могил, используются для усиления эффекта страха. Я не видел ни одного фильма, в котором восставший мертвец мог бы быть представлен, как что-то красивое и доброе, может быть только за исключением «Сказки о мёртвой царевне». Раскольников хочет, чтобы Соня прочитала ему про воскресение Лазаря, чтобы окончательно решиться и заявить в полиции, что именно он совершил убийство.
Эпизод с «воскресением Лазаря» в точности повторяет воскресение Исуса, который также восстал на третий день. Исус до этого тоже находился в пещере, заваленной камнем. В традиционной христианской мифологии, факт «воскресения Исуса на третий день» является одним из символов веры и доказательством божественного происхождения Нового Завета. По версии «гениального злодейства», описанного А.С. Пушкиным в маленькой трагедии «Моцарт и Сальери», бох решил пожертвовать Ешуа, то есть «своим сыном единородным» для создания божественной красоты Богородицы и Иисуса Христа. Однако жёсткий натурализм реальной ситуации и рассмотрение конкретных нравственных преступлений совершённых при создании христианства должны рано или поздно привести к развенчанию культа личности создателя этого «злодейства» и привести его на суд нравственности. Может ли «гениальное злодейство» совершенное для того, чтобы осчастливить человечество, продолжаться вечно? Рано или поздно весь натурализм ситуации проявит себя с такой же страшной и отвратительной стороны, как и убийство топором старухи или воскресение смердящего трупа. Автор «гениального злодейства» создания христианства рано или поздно должен прийти к человечеству с повинной и это вполне логично. Не будет ли при этом раскрытие истины злодейства так же безобразно, как и картина «воскресения Лазаря»? Аналогично Родиону Раскольникову, бох идёт на суд нравственности сам, добровольно и сознательно, подготовив для этого все материалы по делу.
Интересно, что только после книги Достоевского «Преступление и наказание», «убийство злой старухи» стало нарицательным для обозначения совершения преступления ради спасения всего человечества. Однако, картина убийства старухи в повести Гоголя «Вий» по всей видимости, имеет то же самое значение. Старая злая никчёмная приставучая старуха, убитая Хомой Брутом, превращается в «страшную красавицу». Римский Брут тоже убил своего друга Цезаря, как никчёмного человека, мешающего ему жить. Действительно, какой смысл ведьме являться в виде старухи и нападать на путника? Если бы она хотела его соблазнить, то должна была бы сразу появиться в виде красавицы. Превращение старухи в красавицу как раз и символизирует жертвоприношение «единородного сына» ради создания «божественной красоты христианства».
Фома неверующий из евангелия от Иоанна сомневается в воскресении Христа. Он говорит: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в рёбра Его, не поверю». Явившись апостолам вновь, Иисус предложил Фоме вложить палец (перст) в раны, после чего Фома уверовал и произнёс: «Господь мой и Бог мой!». Перед смертью панночка просит, чтобы её три дни отпевал Хома и добавляет: «Он знает…». Ни один из исследователей творчества Гоголя так и не дал своей интерпретации того, что она при этом имела в виду. Думаю, что в данном контексте, панночка хотела сказать «Он знает, зачем он должен прийти». Зачем? Таким образом, он сможет вложить свои персты в раны древней истории и уверовать, что гениальное злодейство «воскресения Христа» было создано богом для спасения всего человечества, что, по крайней мере, докажет, что Ешуа действительно существовал. Так кто кого зовёт на суд? Монстр, созданный для «спасения человечества», вызывает бога на суд, чтобы указать ему, что же тот в действительности сотворил.
Эпиграфом к книге Ф.М. Достоевского «Бесы» является отрывок из стихотворения Пушкина «Бесы»:
Хоть убей, следа не видно,
Сбились мы, что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
· · ·
Сколько их, куда их гонят,
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
А. Пушкин
Вторая часть эпиграфа – это отрывок из евангелия от Луки, где рассказывается, как бесноватый может излечиться, если бесы смогут из него выйти и вселиться в свиней. Речь тут идёт об искусственном создании урода на всеобщее обозрение для того, чтобы человечество излечилось от своих пороков. Урод коммунистической диктатуры в СССР смог продемонстрировать многие недостатки и пороки «социалистической системы». По аналогии, создание христианства должно излечить человечество от тех недостатков, про которые очень подробно рассказывал Великий Инквизитор в книге Достоевского «Братья Карамазовы» — всемирному тяготению к «хлебам», «чуду» и «мечу кесаря». Нечистая сила, возникающая в повести «Вий», как раз и символизирует тех самых «бесов», которые были созданы при убийстве старухи процентщицы и создания на её месте страшной, божественно чистой христианской красавицы.
Однако самая главная символьная параллель повести «Вий» НИКЕМ не была замечена. Речь идёт об имени «панночка». Панночка – это «дочь Пана». Но «пан» означает не только «барина» в Польше, это ещё и имя древнегреческого бога «Пана». С этим богом связан миф о нимфе «Эхо» и их совместной дочери «Ямбе». Силуэт Пана Хома видит во время третьей ночи: «во всю стену стояло какое-то огромное чудовище в своих перепутанных волосах, как в лесу; сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного вверх брови». По имени этой самой «Ямбы» или «панночки» назван самый любимый Пушкиным стихотворный размер. По воле Геры, нимфа «Эхо» была лишена собственного голоса и не могла начинать разговор первой, и повторяла только последние слова, говорившего с ней. Эхо влюбилась в Нарцисса, однако, не будучи способна говорить с ним, умерла от неразделённой любви. Эпиграф к третьей главе Евгения Онегина возвращает именно к этому мифу. Расстрелу «Эха» посвящена одна из самых сильных песен Владимира Высоцкого:
Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое ущелье —
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.
Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха,
И эхо топтали, но звука никто не слыхал.
К утру расстреляли притихшее горное эхо —
И брызнули слезы, как камни, из раненых скал…
«Панночка», имеющая отношение к любимому стихотворному размеру Пушкина, в повести Гоголя «Вий» может символизировать всё его творчество. Согласно моей гипотезе, Пушкин является пророком, который рисует, в частности, психологический портрет бога и рассказывает, как и почему было создано христианство от имени бога. Прошлое в творчестве Пушкина восстаёт, как воскресший мертвец. При этом «шестикрылый серафим», превращающий на перепутье празднословного поэта в пророка, «глаголом жгущего сердца людей», в повести Гоголя соответствует Вию, по имени которого названа вся повесть. Описание внешнего вида спящей панночки, в чём-то напоминает первое впечатление от стихов Пушкина:
… пред ним лежала красавица, какая когда-либо бывала на земле. Казалось, никогда еще черты лица не были образованы в такой резкой и вместе гармонической красоте. Она лежала как живая. Чело, прекрасное, нежное, как снег, как серебро, казалось, мыслило; брови — ночь среди солнечного дня, тонкие, ровные, горделиво приподнялись над закрытыми глазами, а ресницы, упавшие стрелами на щеки, пылавшие жаром тайных желаний; уста — рубины, готовые усмехнуться… Но в них же, в тех же самых чертах, он видел что-то страшно пронзительное. Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе. Рубины уст ее, казалось, прикипали кровию к самому сердцу.
Такая страшная, сверкающая красота!
Наверное, самая точная характеристика стихов Пушкина – это как раз страшная, гармоничная, сверкающая красота. Такую красоту можно сравнить с синим небом в глазе Тайфуна. Красота глаза Тайфуна – это именно «страшная красота». Здесь светит солнце, поют птички, и полное безветрие. Однако, граница глаза Тайфуна – там, где скорость ветра максимальна, имеет жуткий вид.
Повесть «Вий» заканчивается рассуждениями философа Тиберия (Кесаря?) о том, что пропал Хома только потому, что испугался. «Нужно только, перекрестившись, плюнуть на самый хвост ей, то и ничего не будет. Я знаю уже все это. Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, — все ведьмы.» Но, может ли «гениальное злодейство» избежать своей участи, если Родион Раскольников, послушав Соню про «воскресение Лазаря», сам идёт с повинной в полицейское управление? Мог ли избежать своей участи Древний Рим? Мог ли Новый Орлеан избежать последствий тайфуна Катрина?