Основные принципы символизма

Как можно дать определение символизма в терминах программирования на языке «С». Чем отличается символьный театр от предметного. Высшая математика, как аналог Высшей этики. Почему автор Слова о полку Игореве должен был использовать принципы символизма для написания своего исторического романа?

Если человек не знаком с теорией искусства, то понять, что такое «символизм» в действительности достаточно сложно. Если пойти «прямым» путём и обратиться к энциклопедиям, то окажется, что символизм обязательно связан с «декадентством», а тот в свою очередь является вырождающимся, упадочническим творчеством. Различные определения «символизма» говорят об использовании им недосказанности, неоднозначных намёков, таинственности, загадочности итп. Считается, что основное настроение символизма является «пессимизм, доходящий до отчаяния», всё природное и реальное представляется лишь «видимостью», которая не имеет самостоятельного художественного значения. Русско-еврейский революционер Лев Троцкий объяснял явление символизма «желанием забыться, оказаться по ту сторону добра и зла».
Нужно вспомнить, каких именно писателей в России назвали «символистами». Основателем русского символизма признан Валерий Брюсов. К символистам также относят Александра Блока, Андрея Белого, Константина Бальмонта, Зинаиду Гиппиус, Дмитрия Мережковского и других. Интересно, что Сергея Есенина к «символистам» обыкновенно не приписывают, хотя его манифест имажинистов всегда цитируется, как «манифест символизма». Ниже, я постараюсь дать более широкое и обобщённое определение «символизма», в котором Сергею Есенину найдётся достойное место. С моей точки зрения, символизм нужно рассматривать с более чётких технических позиций, близких не к абстракции эзотерики, на что толкают классические общепринятые определения, а к абстракции, которую можно встретить в некоторых компьютерных языках программирования и прежде всего в языке «С».

Любой, кто знаком с азами программирования, должен знать, такое понятие, как «указатель». В языке «С», указатель представляет собой именованный адрес, по которому в памяти располагается некий объект. К объекту можно обратиться по факту — например, если это некий массив чисел или структура, но можно обратиться и по указателю, который лишь говорит о том, по какому адресу расположен объект и какого он типа. Для того, чтобы не перетаскивать за собой из процедуры в процедуру и от функции к функции длинную строчку текста, достаточно передать очень короткий указатель на этот объект или адрес, по которому такой объект расположен. Главное преимущество указателей — это независимость указателя, от реального объекта. При необходимости объекты можно менять, видоизменять, переставлять, сортировать, обращаясь при этом не к самим объектам, а только к их адресам…. Остаётся неизменным только вид объекта, на который указывает указатель, хотя и это не обязательно — поскольку такая операция, как «кастинг» может присвоить одинаковые указатели для разных объектов. Если в программе оперировать только указателями, как обычно и поступают в языке «С», то можно полностью абстрагироваться от самого объекта, что даёт значительную свободу в математических методах управления и обработке информации. Понятно — в театре у каждого зрителя есть свой «адрес» — место в зале и это место, которое точно определяет положение зрителя, совершенно не зависит от того, кто сидит на этом месте и от того, что кто-то там вообще сидит.

Если предметом описания являются объекты, имеющие отношения к «человеческой душе» и её свойствам и проблемам, то аналогично языку программирования можно действовать двумя путями. Можно обращаться к объекту по факту детально описывая, что и к чему. С другой стороны, можно для этого использовать некий символ, который может не иметь прямого отношения к реальному миру, но прекрасно описывает «духовую концепцию» или проблему, причём не просто концепцию, а целый класс концепций, имеющих одну и ту же природу. В этом отношении, такой подход к вопросам «души» является прямым аналогом использования указателей в программировании. Для конкретного и достаточно ясного примера, приведу пару стихотворений символизма.


Я вам поведал неземное.
Я всё сковал в воздушной мгле.
В ладье — топор. В мечте — герои.
Так я причаливал к земле.

Скамья ладьи красна от крови
Моей растерзанной мечты,
Но в каждом доме, в каждом крове
Ищу отважной красоты.

Я вижу: ваши девы слепы,
У юношей безогнен взор.
Назад! Во мглу! В глухие склепы!
Вам нужен бич, а не топор!

И скоро я расстанусь с вами,
И вы увидите меня
Вон там, за дымными горами,
Летящим в облаке огня!

Александр Блок 16 апреля 1905

В этом стихотворении использованы такие предметные слова, как «ладья», «топор», «склепы», «горы»… и проч. Очевидно, что они не имеют никакого отношения к реальности и обозначают лишь некие отвлечённые концепции в достаточно обобщённой форме. Ведь нельзя же сказать, что человек ( а может быть и «бог»), о котором говорится в этом стихотворении, облил всю свою ладью кровью, потому что порезался о гвоздь. Речь здесь идёт о вполне конкретном нравственном понятии — разрушении мечты равнодушием и недалёкостью предметов мечты… Конкретное нравственное понятие при помощи конкретных объектов полностью абстрагируется от реальной жизни и тем самым точнее и глубже описывает реальность нравственного мира. Абстрактная этическая концепция может иметь отношение к большому числу конкретных воплощений этого абстрактного события… но выраженное в символьном виде, не концентрируется на конкретном и частном проявлении понятия, а говорит о понятии по существу.


Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

Владимир Маяковский «А вы могли бы?» 1913

Какие такие «жестяные рыбы» и «водосточные трубы»? Речь здесь идёт о том, что изобразительное или поэтическое искусство для полноты может использовать самые оригинальные и нетривиальные методы и средства совершенно независимо от точной передачи реального мира в его предметном выражении. И это не ухудшает предмет отображения, а делает его более реальным. При описании абстрактного понятия, конкретное воплощение мешает основной задаче. Действительно, это парадокс, что для более точного описания абстрактного отвлечённого понятия нужно как можно дальше уйти от конкретного, предметного представления.


Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Кленёночек маленький матке
Зелёное вымя сосет.

Сергей Есенин 1910

Некое явление природы может сравниваться с другими событиями, которые поэтически окрашивают описываемое явление. Так, в данном маленьком стихе простая картина двух кленовых деревьев, стоящих вместе на фоне восхода сравнивается с двумя животными в трогательной ситуации. С моей точки зрения Есенина здесь вполне можно назвать символистом, поскольку для описания обыкновенной картины природы используется образное иносказание.


Не ты ли душу оживишь?
Не ты ли ей откроешь тайны?
Не ты ли песни окрылишь,
Что так безумны, так случайны?..

О, верь! Я жизнь тебе отдам,
Когда бессчастному поэту
Откроешь двери в новый храм,
Укажешь путь из мрака к свету!..

Не ты ли в дальнюю страну,
В страну неведомую ныне,
Введешь меня — я вдаль взгляну
И вскрикну: «Бог! Конец пустыне!»

Александр Блок «Неведомому Богу» 22 сентября 1899

О чём это стихотворение? О каком «боге» идёт речь и почему Блок обращается к такой аллегории, как сорокалетнее блуждание евреев по пустыням, описанное в Ветхом завете? В данном случае «неведомым богом» для него является просто женщина, которую он ещё не встретил. Свою жизнь без женщины он сравнивает с «блужданием в пустыне», а её появление, как «обретение обетованной земли». Поэту ничего от этой женщины не нужно. Ему нужно «окрылить» свои песни, чтобы ему было, для кого их писать, и кому их посвящать. Женщину он представляет в виде «нового храма», который указывает ему путь из мрака к свету. Блок вообще известен тем, что провозглашал силу «образа вечной женственности» , как некого фундаментального принципа включающего в себя гармонию и символ воплощения высшего совершенства.

Не очень понятно, почему обращение к абстракции вызывает так много недоумений и обвинений в «декадентстве» и упадочничестве когда дело касается мира искусства, если абсолютно то же самое в математике и геометрии, наоборот, является проявлением признаком строгости и качества теории. С развитием абстрактного мышления, математические и геометрические концепции постоянно развиваются в сторону усложнения. Чтобы понять многие математические понятия, нужен часто особый талант, который есть не у каждого. У меня, например, его явно недостаточно. Так, когда я учился в школе, то никогда не мог дойти до последних этапов математических олимпиад и, в то же время, в седьмом классе умудрился получить диплом первой степени в московской городской олимпиаде по физике. Абстрактные математические концепции в МФТИ для меня были абсолютно самым сложным из всех предметом. Даже сейчас я просыпаюсь от страха, что мне завтра нужно идти на какой-то математический экзамен.

В древности люди придумали цифры для того, чтобы пересчитывать предметы… например во время торговли. Можно было сказать «четыре мешка муки». Так появились целые числа…. Если имелась в виду половина мешка муки или какая-то его дробная часть можно было использовать рациональные числа… которые можно представить в виде дроби… Первыми придумали дроби шумеры. Существуют также числа, которые не могут быть представлены как дроби, хотя также вполне могли бы соответствовать мешку муки, наполненному только отчасти. Первыми понятие об иррациональных числах освоили древние греки. Часто иррациональные числа используются для описания абстрактных понятий. Так, отношение длины окружности к радиусу невозможно представить в виде дроби. Этот число, выписанное в виде бесконечный ряда цифр после запятой, обладает тем свойством, что принципиально невозможно выписать это число в явном виде полностью. Для этого нужно выписать бесконечное число цифр. При этом это совершенно необязательно, поскольку если обозначить это число каким-нибудь символом, «Пи», то этот символ полностью отразит концепцию — то есть «отношение длины окружности к радиусу».

Нравственные, этические понятия в общем случае как раз и представлены такими абстрактными терминами, для точного описания которых нужно употребить бесконечное множество слов. Поэтому использование символического подхода к описанию таких сложных концепций вполне оправдано. Двигаясь дальше — можно привести примеры также отрицательных и особенно мнимых чисел, которые вообще не имеют в реальном мире никакого отображения, а используются часто только для построения каких-то сложных теорий, которые, тем не менее, совершенно необходимы для описания объективного мира. Так, область мнимых чисел можно рассматривать, как дополнительную ось, при наличии которой количество муки в мешке будет определяться уже двумя независимыми числами… Например, когда в мешке перемешана мука и неперемолотое зерно. Правда, концепция мнимых чисел не тождественна простому множеству ортогональных координат, между ними есть определённая функциональная взаимосвязь. Двигаясь ещё дальше можно ввести кватернионы или гиперкомплексные числа, которые уже обладают размерностью четыре. Они были предложены Уильямом Гамильтоном в 1843 году. Не смотря на высочайшую абстрактность понятий, связанных с кватернионами, они применяются для описаний изометрий трёх и четырёхмерных евклидовых пространств и широко используются в трёхмерной графике. Появление кватернионов дало большой толчок, развитию алгебры, приведя к обобщению понятия «числа», придя к концепциям матрицы и линейного оператора. Некоторые современные развития идеи кватернионов затрагивают аспекты совместимости квантовой механики и общей теории относительности в рамках некоторых теорий квантовой гравитации.

Тут нужно вспомнить критику, которая обыкновенно появляется при попытке аналитического осмысления формы, в которой высказывал свои соображения Исус. Философия подчёркивает, что никакой законченной философской системой он не обладал, а поэтому нормально классифицировать его мировоззрение достаточно сложно. С другой стороны нужно признать, что использование отвлечённых абстрактных методов описания понятий, которые в отношении Исуса идентифицируются как «притчи» может быть сравнено как раз с абстрагированием этических концепций аналогичных абстракции в высшей математике. С моей точки зрения «притчи Исуса», которые с большой степенью вероятности, как показывают некоторые исследователи, могли вполне принадлежать именно ему, являются самым настоящим «символизмом» в том смысле как обычный предметный счёт мешков муки относится к высшей математике абстрактных понятий.

Когда я учился на младших курсах МФТИ, очень много времени посвятил изучению театрального творчества театра на Таганке. Я также иногда посещал и другие театры, но сравнить театр на Таганке с любым другим театром было просто невозможно. Главная специфика театра заключалось как раз в отличии предметного от символьного представления событий и тем. В обыкновенном театре каждый предмет означает обыкновенно только то, чем является. Так стул — это стул, стол — это стол, а занавес — это просто занавес. В театре на Таганке, каждый элемент декораций носит сложный абстрактный смысл. Так, в спектакле «Гамлет», занавес символизировал «давление общества на личность». Интересно также, что занавес, который использовался в спектакле «Гамлет» был идентичен занавесу из спектакля «Мастер и Маргарита» имевшему отношения к библейским событиям. Канаты, через которые прорывался Хлопуша, в спектакле «Пугачёв» символизировали стремление человека к свободе. Символьный театр значительно богаче и интереснее обыкновенного театра в том смысле, что каждый человек, пришедший на спектакль, может найти в каком-то символе что-то, что волнует именно его. Многозначность концепции создаёт бесконечное количество разных концепций, и каждый человек получает свой уникальный вариант основной темы.

Для того, чтобы представить абстрактное понятие о «диктатуре идеологии» и наказании инакомыслящих за вольность мышления во времена коммунистической диктатуры СССР, театр на Таганке должен был создавать такие исторические спектакли как «Галилей» и «Гамлет». Действительно, история Галилея ставит вопрос — как должен вести себя инакомыслящий перед машиной идеологического подавления свободомыслия, чем особенно сильно грешила Советская Россия особенно во времена ГУЛАГ-а. Спектакль «Гамлет» представляет аналогичную концепцию противостояния личности и «правящей общепринятой идеологии». Но, если театр будет описывать эти нравственные проблемы в реальном времени — с именами всех членов Политбюро ЦК и боссов социалистического реализма, то особенно долго ему не прожить. Руководители театра будут расстреляны или посажены в психиатрическую клинику, а актёры распределены по разным тюрьмам. Но, если время действия спектакля перенесено в Средние Века, когда сотрудники КГБ не смогут обвинить труппу театра в антисоветской агитации и пропаганде. В данном случае символизм носит ещё и защитную функцию. Символизм выше понятий об «антисоветской агитации и пропаганде», он значительно шире и поэтому, так же как и широкополосное излучение — может пройти через любые преграды и запреты.

Основная ошибка, которая, по моему мнению, мешает идентифицировать время написания Слова о полку Игореве и соответственно его автора — это сравнение Слова с традиционными русскими летописями, которые писались монахами в монастырях и представляют собой примеры обыкновенного «предметного» способа мышления. Напротив, поэтическое, образное, повествование вполне может использовать символизм вне времени и пространства для достижения своих целей. Такой стиль называется «исторический роман». Автору совершенно не обязательно жить в ту эпоху, которую он описывает. Так, если не знать, кто написал книгу «Война и мир», то исходя из хронологии произведения, нужно предположить, что Лев Толстой написал эту книгу где-то в 1814-1820 годах, когда он ещё не родился. Пушкину не нужно было жить во времена киевского князя Владимира Святославовича, чтобы написать свою поэму «Руслан и Людмила». По аналогии со спектаклем «Гамлет», автору Слова о полку Игореве нужно было описать темы, которые волнуют весь народ. В то же время, он не хотел попасть под мясорубку «московских соколов». Ему нужно было найти такую форму изложения, когда с одной стороны повествование не имеет прямого отношения к действительности, а с другой стороны все прекрасно понимают, о чём идёт речь. По моему предположению, Слово о полку Игореве было написано в XIV веке и отражало политическую ситуацию того времени. Московская власть заключила договор с Монголо-татарами и от имени Орды обирала всё население, а при необходимости использовала войска монголо-татар для подавления несогласных с таким положением. Ситуация с поражением русских войск напоминает разгром Твери Федорчуковой ратью, а плачь Ярославны имеет отношение к Анне Кашинской, героине XIV века, у которой московские власти уничтожили всю семью.

Обыкновенный уголовный кодекс состоит из множества статей, в которых все преступления классифицируются по статьям и тяжести преступления. Окончательный вердикт по делу остаётся за судьёй, который вполне может быть необъективен под воздействием различных субъективных факторов, таких как, например, общественное мнение. Если речь идёт об Объективном Нравственном Законе, который должен быть «недоступен звону злата», то такая рациональная система оказывается неприменимой и в действительности нужно говорить не только об иррациональной или комплексной, но, наверное, квантернионной этике. Формулировка «Нравственного Закона» не может быть заключена в «10 заповедях», это непрерывный и многомерный ряд бесконечного количества параметров. Для того, чтобы описать «нравственный закон», естественным реальным и адекватным языком изложения может быть только язык «символизма», строго подчёркивающий абстрактные этические вопросы и абстрагирующийся от конкретного воплощения этих вопросов в реальном мире.

© Serge Shavirin — Page created in 0,147 seconds.