Культура и образование > BioSerge Suite

Идея Небесного Царства в поэме Гоголя «Мёртвые души».

<< < (2/3) > >>

Scyther:
Чувства и человеческие отношения для него вообще никакого значения не имеют… Чичиков в таком виде должен символизировать собой простой бизнес, цель которого состоит в приумножении средств.

Если медленно и вдумчиво прочесть эту самую одиннадцатую главу (мне приходилось читать ее раз пять, вероятно), то становится видно то, что составляет этическую суть повествования, да и становится понятен гоголевский патриотизм.

Да простит меня автор темы, но все же уместно привести начало этого самого разъяснения:

Итак, вот весь налицо герой наш, каков он есть! Но потребуют, может быть, заключительного определения одной чертою: кто же он относительно качеств нравственных? Что он не герой, исполненный совершенств и добродетелей, это видно. Кто же он? стало быть, подлец? Почему ж подлец, зачем же быть так строгу к другим? Теперь у нас подлецов не бывает, есть люди благонамеренные, приятные, а таких, которые бы на всеобщий позор выставили свою физиогномию под публичную оплеуху, отыщется разве каких-нибудь два, три человека, да и те уже говорят теперь о добродетели. Справедливее всего назвать его: хозяин, приобретатель. Приобретение — вина всего; из-за него произвелись дела, которым свет дает название не очень чистых. Правда, в таком характере есть уже что-то отталкивающее, и тот же читатель, который на жизненной своей дороге будет дружен с таким человеком, будет водить с ним хлеб-соль и проводить приятно время, станет глядеть на него косо, если он очутится героем драмы или поэмы. Но мудр тот, кто не гнушается никаким характером, но, вперя в него испытующий взгляд, изведывает его до первоначальных причин. Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки. И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое. Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его. Блажен избравший себе из всех прекраснейшую страсть; растет и десятерится с каждым часом и минутой безмерное его блаженство, и входит он глубже и глубже в бесконечный рай своей души. Но есть страсти, которых избранье не от человека. Уже родились они с ним в минуту рожденья его в свет, и не дано ему сил отклониться от них. Высшими начертаньями они ведутся, и есть в них что-то вечно зовущее, неумолкающее во всю жизнь. Земное великое поприще суждено совершить им: все равно, в мрачном ли образе, или пронестись светлым явленьем, возрадующим мир, — одинаково вызваны они для неведомого человеком блага. И, может быть, в сем же самом Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес. И еще тайна, почему сей образ предстал в ныне являющейся на свет поэме.

А далее Гоголь, как бы обращается к будущему критику (возможно и автору этой темы?), указывающему пальцем на Чичикова и дразнящего его по имени. Делает он это с помощью следующей самой важной и великой русской загадки про Кифу и Мокия (для уяснения отгадки можно, однако, и не проводить подробный анализ этих имен):

Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устроивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом? Ведь это все, что ни описано здесь, это все наше, — хорошо ли это? А что скажут иностранцы? Разве весело слышать дурное мнение о себе? Думают, разве это не больно? Думают, разве мы не патриоты?» На такие мудрые замечания, особенно насчет мнения иностранцев, признаюсь, ничего нельзя прибрать в ответ. А разве вот что: жили в одном отдаленном уголке России два обитателя. Один был отец семейства, по имени Кифа Мокиевич, человек нрава кроткого, проводивший жизнь халатным образом. Семейством своим он не занимался; существованье его было обращено более в умозрительную сторону и занято следующим, как он называл, философическим вопросом: «Вот, например, зверь, — говорил он, ходя по комнате, — зверь родится нагишом. Почему же именно нагишом? Почему не так, как птица, почему не вылупливается из яйца? Как, право, того: совсем не поймешь натуры, как побольше в нее углубишься!» Так мыслил обитатель Кифа Мокиевич. Но не в этом еще главное дело. Другой обитатель был Мокий Кифович, родной сын его. Был он то, что называют на Руси богатырь, и в то время, когда отец занимался рожденьем зверя, двадцатилетняя плечистая натура его так и порывалась развернуться. Ни за что не умел он взяться слегка: все или рука у кого-нибудь затрещит, или волдырь вскочит на чьем-нибудь носу. В доме и в соседстве все, от дворовой девки до дворовой собаки, бежало прочь, его завидя; даже собственную кровать в спальне изломал он в куски. Таков был Мокий Кифович, а впрочем, был он доброй души. Но не в этом еще главное дело. А главное дело вот в чем: «Помилуй, батюшка барин, Кифа Мокиевич, — говорила отцу и своя и чужая дворня, — что у тебя за Мокий Кифович? Никому нет от него покоя, такой припертень!» — «Да, шаловлив, шаловлив, — говорил обыкновенно на это отец, — да ведь как быть: драться с ним поздно, да и меня же все обвинят в жестокости; а человек он честолюбивый, укори его при другом-третьем, он уймется, да ведь гласность-то — вот беда! город узнает, назовет его совсем собакой. Что, право, думают, мне разве не больно? разве я не отец? Что занимаюсь философией да иной раз нет времени, так уж я и не отец? ан вот нет же, отец! отец, черт их побери, отец! У меня Мокий Кифович вот тут сидит, в сердце! — Тут Кифа Мокиевич бил себя весьма сильно в грудь кулаком и приходил в совершенный азарт. — Уж если он и останется собакой, так пусть же не от меня об этом узнают, пусть не я выдал его». И, показав такое отеческое чувство, он оставлял Мокия Кифовича продолжать богатырские свои подвиги, а сам обращался вновь к любимому предмету, задав себе вдруг какой-нибудь подобный вопрос: «Ну а если бы слон родился в яйце, ведь скорлупа, чай, сильно бы толста была, пушкой не прошибешь; нужно какое-нибудь новое огнестрельное орудие выдумать». Так проводили жизнь два обитателя мирного уголка, которые нежданно, как из окошка, выглянули в конце нашей поэмы, выглянули для того, чтобы отвечать скромно на обвиненье со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращениями на счет сумм нежно любимого ими отечества, думающих не о том, чтобы не делать дурного, а о том, чтобы только не говорили, что они делают дурное. Но нет, не патриотизм и не первое чувство суть причины обвинений, другое скрывается под ними. К чему таить слово? Кто же, как не автор, должен сказать святую правду? Вы боитесь глубоко устремленного взора, вы страшитесь сами устремить на что-нибудь глубокий взор, вы любите скользнуть по всему недумающими глазами. Вы посмеетесь даже от души над Чичиковым, может быть, даже похвалите автора, скажете: «Однако ж кое-что он ловко подметил, должен быть веселого нрава человек!» И после таких слов с удвоившеюся гордостию обратитесь к себе, самодовольная улыбка покажется на лице вашем, и вы прибавите: «А ведь должно согласиться, престранные и пресмешные бывают люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!» А кто из вас, полный христианского смиренья, не гласно, а в тишине, один, в минуты уединенных бесед с самим собой, углубит вовнутрь собственной души сей тяжелый запрос: «А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?» Да, как бы не так! А вот пройди в это время мимо его какой-нибудь его же знакомый, имеющий чин ни слишком большой, ни слишком малый, он в ту же минуту толкнет под руку своего соседа и скажет ему, чуть не фыркнув от смеха: «Смотри, смотри, вон Чичиков, Чичиков пошел!» И потом, как ребенок, позабыв всякое приличие, должное званию и летам, побежит за ним вдогонку, поддразнивая сзади и приговаривая: «Чичиков! Чичиков! Чичиков!»

Кот Учёный:

--- Цитата: Scyther от 10 Февраль 2017, 15:43:24 --- следующей самой важной и великой русской загадки про Кифу и Мокия (для уяснения отгадки можно, однако, и не проводить подробный анализ этих имен):

--- Конец цитаты ---

В контексте моей гипотезы то что Кифа занимался рожденьем зверя означает вполне конкретную вещь.

понимаете Кифа, занимался рождением Зверя.... Кифа - это имя Святого Петра... а зверь... ну наверное христианство... я так полагаю....

Но тогда-то и приползет к нам зверь, и будет лизать ноги наши,* и обрызжет их кровавыми слезами из глаз своих. И мы сядем на зверя и воздвигнем чашу, и на ней будет написано: „Тайна!“* Но тогда лишь и тогда настанет для людей царство покоя и счастия. Братья Карамазовы...

Scyther:

--- Цитата: Кот Учёный от 10 Февраль 2017, 19:56:40 ---В контексте моей гипотезы то что Кифа занимался рожденьем зверя означает вполне конкретную вещь.

понимаете Кифа, занимался рождением Зверя.... Кифа - это имя Святого Петра... а зверь... ну наверное христианство... я так полагаю....

Но тогда-то и приползет к нам зверь, и будет лизать ноги наши,* и обрызжет их кровавыми слезами из глаз своих. И мы сядем на зверя и воздвигнем чашу, и на ней будет написано: „Тайна!“* Но тогда лишь и тогда настанет для людей царство покоя и счастия. Братья Карамазовы...

--- Конец цитаты ---

Насчет приведенной афористичности достоевщины трудно мне навскидку проразмыслить, хотя, кажется - здесь что-то невнятное про Ковчег Заветов в форме чаши.

Возвращаясь к 11 главе и выделенного ее последнего фрагмента, то здесь Гоголь явно пишет об этической мере в том, что сейчас называется предпринимательство.

В Италии в настоящее время имеется певица Fiorella Mannoia, а у нее есть песня "Oh che sarà". Послушайте на досуге. Похоже, что в ней поется про ту самую гоголевскую меру. Ниже перевод с итальянского:

Автор перевода — Лариса Филиппова

О, что же это такое, что это?
То, о чем вздыхают в альковах,
То, о чем шепчут в стихотворных строках,
То, о чем строят планы в густом мраке,
То, что вертится в головах, и что на устах,
То, ради чего зажигают свечи в церковных процессиях,
То, о чем громко говорят в подъездах
И кричат на рынках, что, несомненно,
Лежит в основе красоты.
То, в чём нет здравого смысла, и никогда не будет.
То, в чём нет лекарства, и никогда не будет.
То, что не знает меры.

О, что же это такое, что это?
То, что живет в мечтах влюбленных,
То, что воспевают самые безумные поэты,
То, о чём клянутся одурманенные пророки,
То, что стоит на пути юродиевых,
То, что в фантазиях несчастных,
То, что в рутине падших женщин,
То, что в заброшенном плане бандитов.
Что же это такое? Что это?
То, что неприлично, и никогда другим не будет,
То, что не знает цензуры, и никогда другим не будет,
То, что не имеет здравого смысла.

О, что же это такое, что это?
Что всех предостережений не избежать,
Что всем насмешкам предстоит противостоять,
То, о чём все колокола будут звонить,
И чему все гимны будут посвящены,
И что все дети будут превозносить.
И наши судьбы пересекутся,
И даже Отец Небесный, издалека
Глядя на весь этот ад, благословит его.
То, над чем нет власти, и никогда не будет.
То, в чем нет стыда, и никогда не будет.
То, что неподвластно разуму...

О, что же это такое, что это?
То, над чем нет власти, и никогда не будет.
То, в чем нет стыда, и никогда не будет.
То, что неподвластно разуму...


Кот Учёный:

--- Цитата: Scyther от 13 Февраль 2017, 11:22:27 ---афористичности достоевщины трудно мне навскидку проразмыслить, хотя, кажется - здесь что-то невнятное про Ковчег Заветов в форме чаши.

--- Конец цитаты ---
Термин "достоевщина" пошел от Владимира Ильича Ленина. Вы помните в каком контексте он его употребил?


--- Цитата: Scyther от 13 Февраль 2017, 11:22:27 ---Возвращаясь к 11 главе и выделенного ее последнего фрагмента, то здесь Гоголь явно пишет об этической мере в том, что сейчас называется предпринимательство.

--- Конец цитаты ---

Что-то в этом роде. Рисует человека, ищущего свой путь в мире, где всё определяют деньги...

Кот Учёный:

--- Цитата: Scyther от 13 Февраль 2017, 11:22:27 ---приведенной афористичности достоевщины

--- Конец цитаты ---

В. И. Ленин о Достоевском: «На эту дрянь у меня нет свободного времени» . «Морализирующая блевотина» , «Покаянное кликушество» (о «Преступлении и наказании» ) . «Пахучие произведения» (о «Братьях Карамазовых» и «Бесах» ) . «Явно реакционная гадость, подобная «Панургову стаду» Крестовского <…> Перечитал книгу и швырнул в сторону» (о «Бесах») . «Братьев Карамазовых» начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило» . Сплошная Достаевщина.. . Ленин характеризует роман Винниченко, "Завещание отцов". как «архискверное подражание архискверному Достоевскому» .

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница

[*] Предыдущая страница

Перейти к полной версии