Что представляет собой объективный нравственный закон и на каком пространстве его можно определить? Кто же всё-таки убил Фёдора Карамазова? Кватернионная этика.
Идея существования «объективного нравственного закона» существует уже многие тысячелетия. Обычно возникновение этого понятия связывают с «законами Моисея» или «10-ю заповедями». Объективный закон отличается от обыкновенного уголовного права тем, что включает в рассмотрение некую шкалу ценностей не зависящую от конкретного человека, народа времени и места в пространстве. Такая нравственность может существовать только при наличии некой высшей судебной или квалификационной инстанции единой для всех — или «единого бога». Эта мысль в устах Достоевского звучала как «если бога нет — то всё дозволено». В статье размышления о природе бога, я делаю предположение о существовании некого сверхразума на порядок выше, чем разум человека и который вполне мог бы выполнять дополнительную функцию «высшего судьи».
Если каждое мгновение жизни регистрируется в некой информационной базе и развивает человека, то понятие об элементе морали и нравственности должно быть значительно расширено, поскольку для рассмотрения и анализа становятся доступны такие области, которые могут быть совершенно недоступны обыкновенному человеческому суду. Например — преступными могут быть не только действия, но и мысли, а также несовершённые действия и равнодушие.
В основе нового завета и христианской нравственности лежит расширение законов Моисея традиционно связываемых с учениями Иисуса о том, что объективный нравственный суд должен рассматривать не только реальное действие, но также действие, которое существует лишь мысленно. Так, заповедь Моисея «не убий» расширяется до «также любой неправедно гневающийся на своего ближнего достоин осуждения». Такое расширение нравственного закона в чём-то оказывается аналогичным расширению множества вещественных чисел до множества комплексных чисел. Действительно — реальное конкретное действие — убийство вполне реально и может быть рассмотрено обыкновенным человеческим судом… но кто может объективно видеть что человек «думает» что никогда не совершил. Тем не менее, и вещественная и мнимая оси равноправно определяют единое пространство события.
Сложность имплементации объективного нравственного закона неким высшим сверхразумом становится очевидной, если рассмотреть, например, отношения собаки и человека. Если собака в чём-то провинилась, то может существовать «закон стаи» к которой такая собака принадлежит — вожак может устроить свой суд и это будет вполне адекватно в рамках законов собачьего мира… Это аналогично обыкновенному уголовному кодексу у людей. Собака съела или украла кусок у вожака или покусилась на его место… Но если суд над собакой совершает человек, то всё становится гораздо сложнее. Вы любите своего питомца и не желаете ему зла. Вы обучили его понимать своё имя и даже выполнять некоторые простые команды. Но предположим, собачка упорно ходит в туалет не туда, куда нужно. Как доступно объяснить ей, что вы от неё хотите? Нормального человеческого языка собака не понимает… что бы вы ей не говорили какими ласковыми и добрыми не были ваши слова и как бы вы не любили её — объяснить конкретное требование в человеческом стиле вы не в состоянии. Бить её или наказывать бесполезно — ни к чему хорошему не приведёт. Собака может реагировать только на то, что ей близко. Она может лаять на чужую безобидную собаку где-то вдалеке и не обращать никакого внимания на огромные проезжающие рядом по улице машины, которые могут вмиг расплющить её на асфальте. Поскольку собака считает человека за «вожака стаи», то воспринимает вас за такую же собаку только больше, сильнее и авторитетнее. Вы пытаетесь перейти на язык собаки. Многое собака воспринимает по запаху. Вы пробуете привлечь её туда, куда она должна ходить соответствующим запахом, а также используете особый коммерческий запах для обработки места, куда она ходить не должна. Если она делает, то, что вам нужно — она щедро поощряется сладостью… и так далее…
Переходя в пространство нравственности, мы попадаем в область исключительно абстрактную, имеющую отношение больше не к реальным событиям, а к так называемым «несметным сокровищам внутри себя» часто имеющим к материальному отображению только косвенное отношение. Идентификация, описание и в конечном итоге определение, а что же в действительности представляют собой материально-независимые духовные ценности — отдельная очень сложная задача. Уже расширение обыкновенного вещественного пространства нравственности — «убил», «украл», «изнасиловал» в мнимую область: «пожелал убийства», «мечтаешь о краже», «мысленное прелюбодейство» нетривиально и неоднозначно.
Если вещественную ось ассоциировать с «законами Моисея», а мнимую ось с «расширением Иисуса», то произведения Фёдора Достоевского добавляют к этому двухмерному пространству комплексных чисел ещё две независимые координаты. Числа, которые соответствуют такому четырёхмерному пространству, называются «Кватернионы» или «гиперкомплексные числа». В современное время кватернионы нашли широкое применение в трёхмерной графике в частности в применении к компьютерным играм. Интересное концептуальное свойство, которое роднит гиперкомплексные числа и пространство нравственности — это то, что различные типы чисел могут переходить друг в друга, а также то, что конкретное событие может быть разложено на четыре независимых компоненты. Конечно, понятие кватернионов можно не вовлекать, а рассуждать просто о точке в обыкновенном четырёхмерном пространстве, где координаты определяются четырьмя независимыми числами.
Теперь переедем к идентификации и определению четырёх независимых составляющих пространства нравственности. Самым подходящим литературным произведением для этого является книга Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Рассмотрим детально — что же там происходит — «кто виноват»? и «что делать?»…
Произошло убийство человека, причём главными виновниками происшедшего оказались его дети. Исходя из самых общих представлений, отцеубийство считается одним из самых страшных нравственных преступлений. Кто же убил?
- Вещественная координата. Реальным убийцей Фёдора Карамазова был его побочный сын Смердяков. Он совершенно хладнокровно и обдуманно убил отца, забрал деньги и подробно рассказал об этом Ивану Карамазову. Здесь мы имеем дело с обыкновенной вещественной координатой в стиле «закона Моисея» или уголовного кодекса — по которому виноват Смердяков.
- Первая мнимая координата. Обычный человеческий суд осудил за убийство Митю Карамазова. Своей повышенной эмоциональностью, он создал имидж реального убийцы настолько чётко и определённо, что сам же стал жертвой своего собственного вымышленного образа. Митя публично в присутствии святых старцев заявлял «Зачем живёт такой человек?». Он написал письмо Катерине Ивановне, в котором вполне чётко обозначил желание убить отца. Суд осудил Митю фактически за «расширение Иисуса» — а именно на «мысленный гнев на отца» и фиктивный образ убийцы.
- Вторая мнимая координата. Реальным архитектором убийства был Иван, который фактически сделал заказ на убийство отца у Смердякова. Правда, не отдавая себе в этом отчёта. Когда ему ясно было сказано что он главный виновник и есть — он даже вполне откровенно не сразу и понял о чём идёт речь. По поводу убийства он был совершенно безразличен — какая разница, если «одна гадина убьёт другую гадину». Его участие нельзя отнести ни к первой оси — он никого не убивал, ни ко второй — он ни на кого не гневался и открыто не желал никому смерти. Тем не менее, в романе Достоевского он представлен почти как самый главный убийца.
- Третья мнимая координата. Алёша Карамазов никаким образом не участвовал в убийстве: он его не совершал, он о нём не думал и никому ничего не заказывал. Равнодушным его так же назвать сложно. Но он виновен в убийстве никак не меньше других братьев, поскольку вполне хорошо осознавал о том, что убийство будет. Его совершит может Митя, может Смердяков… Но сознавая ситуацию — он не сделал ничего, чтобы предотвратить событие. Он не стал защищать отца. Его позиция определяется известной фразой «промолчи, попадёшь в палачи». В разговоре с Иваном — он назвал его главным убийцей, когда говорил ему «Не ты убил отца». Алёша тоже никого не убивал… но они виноваты почти в одинаковой мере.
Если две первые координаты, так подробно обмусоленные в христианстве, вполне ясны и понятны — то две дополнительные носят более абстрактный характер и требуют дополнительного обсуждения и объяснения. Нравственный закон, имеющий отношение к первым двум осям имеет тип «нельзя делать» — то есть «не убивай» и «не думай об убийстве». Закон двух других осей — наоборот осуждает бездействие и равнодушие, поскольку это в некоторых случаях может быть значительно более преступным, чем конкретное действие и конкретная мысль.
Заканчивая здесь с «Братьями Карамазовыми» я хочу сделать несколько последних замечаний. Вина Смердякова почти полностью компенсируется полным раскаянием и душевными муками, которые привели к самоубийству. К тому же обстоятельства, при которых он был рождён — изнасилование сумасшедшей женщины давали ему некоторые основания для мести. Он взял жизнь у человека, давшего ему жизнь, и заплатил за это своей жизнью. Вина Мити полностью компенсируется тем, что, не смотря на его мысли и поступки, он никогда бы реально не убил отца к тому же за свои слова и мнимый имидж поплатился реальным земным судом. Вина Ивана компенсируется полным раскаянием. Он испытал настолько сильные переживания, связанные с результатом своего равнодушия, что фактически сошёл с ума. Вина Алёши минимальна. Из сказочного мира всепрощения, столкнувшись с реальностью после «пропахшего старца Зосимы» — он переходит к активной жизненной позиции и полностью порывает с монастырским миром. Во второй части книги «Братья Карамазовы», Ф.М. Достоевский предполагал изобразить Алёшу революционером… но эта книга не была написана.
Получается, что в этом убийстве, исходя из понятий объективного нравственного закона, никто не виновен. Так кто же убийца? Оказывается, что убийцей или точнее самоубийцей оказывается сам отец, поскольку в своей смерти может винить только самого себя. Главным преступлением отца является его жизненная позиция на полное отрицание существования объективного нравственного закона. Поскольку, по его мнению, такого закона не существует — то можно всё, что не осуждается уголовным законом или что можно успешно скрыть от земного суда. Таким образом — убийство идеи отсутствия объективного нравственного закона утверждает его наличие. В этом, по-видимому, и заключается основная мысль книги «Братья Карамазовы».
Каждая из четырёх осей пространства нравственности рассматривается в отдельной книге Достоевского что составляет вместе с «Братьями Карамазовыми» — «Пятикнижие Достоевского«.
Вещественная ось или ось реального действия рассмотрена в книге «Преступление и наказание». Любое конкретное действие человека в обществе нарушает свободу других людей. Высшей степенью вторжения в жизнь другого человека является его убийство. В какой степени действие может быть преступно в рамках объективного нравственного закона…? Можно ли оправдать убийство ребёнка достижением всеобщего счастья на земле (И отдал бог своего сына единородного…)? Можно ли оправдать убийство Соней своего тела и репутации? (Она стала проституткой, чтобы спасти свою семью) Или самопожертвование сестры Раскольникова — выходящая замуж за Лужина только чтобы помочь брату? В книге «Преступление и наказание» присутствуют тысячи открытых вопросов и полутонов, имеющих отношение к нравственности действия.
Первая мнимая ось или ось вымышленного образа рассматривается Достоевским в книге «Подросток». Главная идея, вокруг которой крутится всё действие — это «власть денег». Виртуальный имидж может иметь не меньшую силу, чем реальная сила, хотя никакого отношения к реальности не имеет. В этом отношении богатство — самый распространённый имиджевый фактор.
В том-то и идея моя, в том-то и сила её, что деньги — это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество. Я может быть и умён. Но будь я семи пядей во лбу, непременно тут же найдётся в обществе в восемь пядей во лбу — и я погиб. Между тем, будь я Ротшильдом разве этот умник в восемь пядей будет что-нибудь подле меня значить? Да ему и говорить не дадут подле меня! Деньги, конечно, есть деспотическое могущество, но в то же время и величайшее равенство, и в этом их главная сила.
 Ф.М. Достоевский «Подросток»
Можно привести пример из истории — когда первая вещественная ось переходила в мнимую. Деятельность Ивана Грозного представляла собой неограниченное и грубое прямое вмешательство в жизнь России. Его сила и воля были совершенно реальны. Результатом такой деятельности стало возникновение «имиджа неограниченной царской власти». Этот имидж позволял народу испытывать не меньший страх перед царём чем во времена Грозного, при этом это благоговение перед силой власти не имела никакого отношения к реальному царю — который мог быть слабым и беспомощным.
Вторая мнимая ось раскрывается Достоевским в книге «Бесы». Главной чертой центрального персонажа «Бесов» Ставрогина является его равнодушие. Он продолжает линию Ивана Карамазова и доходит в ней до логического завершения. Это глубочайшее произведение Достоевского требует отдельного и детального обсуждения, далеко выходящего за рамки данной статьи. Примером перехода второй мнимой в первую мнимую — это обожествление марксисткой материалистической идеологии.
Третья мнимая ось или раскрытие линии Алёши Карамазова происходит в книге «Идиот». Князь Мышкин — витающий в идеализированных представлениях о мире, хотя и глубоко чувствующий, оказывается фактическим соучастником убийства Анастасьи Филипповны. Он прекрасно знал, что Рогожин приобрёл нож, он видел, как дёрнулась занавеска в комнате Рогожина, и убедил себя в том, что ему это только показалось. Убийству он не особенно и удивился. В последних строках романа мы видим Мышкина и Рогожина сидящих у трупа и мирно обсуждающих свершившееся — как реальные соучастники. Только активная позиция и прямое вмешательство Мышкина могли предотвратить убийство — но он ничего не стал делать — ему не хотелось ничего делать для женщины, убежавшей от него из под венца.
Классический пример перехода третьей мнимой оси в вещественную ось — это опыт Жанны Д’Арк. Сказка о Мерлине, которая не имела никакого отношения к реальности, смогла привести к фактическим военным победам, приведших к критическому перелому в столетней войне.
Четыре оси пространства нравственности также могут быть рассмотрены в более широком круге литературы. Для анализа вещественной оси нужно вспомнить произведение Ницше «Так говорил Заратустра», первая мнимая — это Джек Лондон «Мартин Иден», вторая мнимая Максим Горький «Жизнь Клима Самгина», третья мнимая — Гончаров «Обломов».
- Смердяков (Братья Карамазовы) — Раскольников (Преступление и наказание) — Сверхчеловек (Так говорил Заратустра)
- Митя Карамазов (Братья Карамазовы) — Аркадий Долгоруков (Подросток) — Мартин Иден (Мартин Иден)
- Иван Карамазов (Братья Карамазовы) — Ставрогин (Бесы) — Клим Самгин (Жизнь Клима Самгина)
- Алёша Карамазов(Братья Карамазовы) — князь Мышкин (Идиот) — Обломов (Обломов)
Подробный анализ всех этих произведений представляет собой исключительно сложную задачу, и я попытаюсь буквально в двух словах пояснить, почему я считаю, что именно эти герои литературных произведений наиболее адекватно иллюстрируют конкретные оси координат. Произведения Ницше имели такую сильную эмоциональную окраску, что послужили одной из ключевых составляющих идеологии Адольфа Гитлера, хотя напрямую в произведениях Ницше ничего такого нет. Но именно Адольф Гитлер присвоил себе право неограниченно вмешиваться в жизнь людей, что и привело ко второй мировой войне. Несмотря на то значение, которое придавал ему сам Ницше, многие понимали «сверхчеловека», как того, кто «не тварь дрожащая, но право имеет».
Мартин Иден стал жертвой того имиджа, который сам и создал. Когда он понял, что отношение к нему зависит только от количества денег в кармане и известности жить ему стало неинтересно. Когда он был беден — все плевали на него. Когда стал богат — он совсем не изменился. Известность пришла к нему уже после того, как он написал последний рассказ — но для окружения он стал совершенно другим человеком. Поистине власть имиджа бывает безгранична и может не иметь никакого отношения к реальности. Как известно для того, чтобы убить в зеркальной комнате противника нужно вначале разбить все зеркала.
Книга «Жизнь Клима Самгина» — последнее самое большое и самое малоизвестное произведение Горького ещё называлось «История пустой души». Все события, происходившие вокруг Клима, все теории, идеи, верования анализировались строгим и холодным умом, не вызывая внутри его души никаких особенных эмоций. С одной стороны такой подход вполне объективен — он не даёт воли чувствам, а с другой стороны бесплоден — поскольку не может родить ни одной оригинальной и новой идеи. Главной фразой книги стал вопрос «А был ли мальчик? Может мальчика-то и не было?».
Обломов — это несколько карикатурный персонаж, который витает в виртуальном мире. Реальный мир для него почти не существует и не интересен. На протяжении всей книги он не может даже передвинуть один комод. К типу людей пренебрегающих реальным миром в пользу виртуального — относятся алкоголики, наркоманы и даже те кто просто излишне увлечён компьютерными играми.
Подведём итог. Определение пространства нравственности как четырёхмерного, представляет собой расширение понятия широко употребляемого в традиционных философских и религиозных системах. Отталкиваясь от такого представления, можно более чётко и обозначено рассматривать и оценивать многие события и поступки. Формулировка же самого кодекса нравственности определённого в этих координатах, возможно, представляет собой отдельную задачу, которую каждый человек должен решить для себя сам. Персональная система ценностей может зависеть от конкретного человека и не обязательно должна быть одинаковой для всех — даже с точки зрения объективного нравственного закона.