«Маленькие трагедии». Эпиграф к творчеству Достоевского.

Общая тема для всех «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. Соответствие пьес «Маленьких трагедий» книгам Ф.М. Достоевского.  В чём главный драматизм создания христианства? Анализ пьесы «Скупой рыцарь».  Анализ пьесы «Моцарт и Сальери». Анализ пьесы  «Каменный гость». Анализ пьесы  «Пир во время чумы». ». Анализ пьесы «Сцена из Фауста».

О моя дорогая, моя несравненная леди,
Ледокол мой печален, и штурман мой смотрит на юг.
И представьте себе, что звезда из созвездия Лебедь
Непосредственно в медную форточку смотрит мою.
Непосредственно в эту же форточку ветер влетает,
Называвшийся в разных местах то муссон, но пассат,
Он влетает и с явной усмешкою письма читает,
Не отправленные, потому что пропал адресат.

Юрий Визбор. «Моя дорогая леди».

«Моцарт и Сальери» — «Преступление и наказание»

Стоит ли «всеобщее счастье» крови одного замученного невинного ребёнка? А сколько стоит? Оправдывая убийство Моцарта, Сальери приводит пример Микель Анджело Бонаротти. Было распространено предание, что он умертвил натурщика, чтобы естественнее изобразить умирающего Христа. Стоит ли смерть натурщика естественности изображения? Исторический Сальери никогда не убивал Моцарта — это хорошо доказано, но слухи о этом довели Сальери до психологической болезни. Трагедия Пушкина сделала Сальери символом завистливой ничтожности. Миф победил реальность.

Первая глава «Евгения Онегина» иллюстрирует разницу между «Формой» и «Содержанием» и к каким последствиям может привести поверхностное отношение к жизни. Тратя свою жизнь на «бенгальские огни», Онегин, потерял «солнечный свет» и погрузился в кромешную тьму хандры и скуки. Такая жизнь кроме скуки и усталости принести ничего не может, значит голая «форма» — это плохо. Но всегда ли это условие выполняется? Сальери спрашивает неужели не был убийцею создатель Ватикана и все рассказы об Иисусе — это просто сказка тупой, бессмысленной толпы? Если живой и реальный исторический человек был превращён в образ, наиболее подходящий для создания мощной религии, это можно назвать «убийством». Можно ли оправдать такое убийство целью создания мировой христианской цивилизации? Предположим, талантливый поэт и сказочник, живший на Руси в Средние Века, создавший «Слово о полку Игореве», был превращён в бессловесного «Святого», да так, что никто до сих пор не может найти реального автора «Слова о полку Игореве». Может ли такое историческое убийство оправдать задачу укрепления и объединения нового Московского государства? В отличие от поэтов, святые нужны всем. Великий Инквизитор у Достоевского так комментирует торжество «Формы» над «Содержанием»:

Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным? И если за тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных?

«Тварь я дрожащая или право имею?» — спрашивает себя Раскольников в книге Достоевского «Преступление и наказание». Могут ли существовать такие люди (или боги), которым по совести разрешено переступить через иные препятствия для достижения всеобщего счастья? Студент в кабаке объясняет это офицеру так:

— Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
— Ну, понимаю, — отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.
— Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, — и всё это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь — тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отрезали!
— Конечно, она недостойна жить, — заметил офицер

В «Преступлении и наказании» Достоевский приводит пример убийства по совести, которое может быть оправдано и прощено обществом без особых проблем. Сестра Раскольникова Дуня стреляет из пистолета в Свидригайлова, который предположительно хочет её изнасиловать. Он этого не хочет, а лишь испытывает Дуню. Девушка промахивается, но если бы она его застрелила, то суд был бы на её стороне. У Свидригайлова был негативный общественный имидж, все бы только обрадовались его смерти и сказали вслух или про себя «Правильно сделала Дуня, что убила. Так ему!». В обоих случаях негативный имидж: злая, ненужная старушонка или развратный Свидригайлов определяют лицензию на убийство. Интересно, что, убив Свидригайлова, Дуня помогла бы ему, поскольку он уже сам готовился покончить жизнь самоубийством. Убив сама, она бы избавила его от «смертного греха», взяв ответственность за убийство, которое бы ей простили.

Тема убийства во имя высоких идеалов, а также разница между «формой» и «содержанием» детально анализируется в первой книге Достоевского «Преступление и наказание».


«Каменный гость» — «Идиот»

Образ севильского обольстителя Дона Гуана впервые появляется в комедии испанского драматурга Тирсо де Молина «Севильский обольститель, или Каменный гость». Похожие сюжеты воплощались многими авторами: Мольером, Гольдони, Гофманом, Байроном, Грабе. Считается, что Пушкин написал свою пьесу «Каменный гость» после того, как увидел русскую версию оперы «Дон Жуан» Моцарта. Непобедимый и самонадеянный Дон Гуан гибнет от рукопожатия Каменной статуи, некого бесчувственного объекта, не имеющего с жизнью ничего общего. Статуя — это мёртвый слепок с умершего командора. Подобный образ возникает у Пушкина в поэме «Медный всадник», когда статуя Петра I оживает и преследует по ночным улицам Петербурга живого человека Евгения.

Вторая заповедь из Библии гласит «Не сотвори себе кумира». В отличие от живого человека образ, созданный в мечтах, не имеет к реальности никакого отношения. Образ виртуален и бестелесен. Его нельзя убить шпагой или пистолетом, но сам он способен направлять дела и мысли людей. В мире, наполненном образами, живой человек имеет второстепенное значение. Реальным соперником оказывается не живая система, а некий суррогат, основанный исключительно на «хлебах», «чуде» и «мече кесаря». Реальность девальвируется в пользу второстепенных параметров: богатства, имиджа или социального статуса в обществе. Во многих сказках возникает картина, когда герой борется с противником в зеркальной комнате. Прежде чем уничтожить соперника он вначале должен разбить все его образы — отражения в зеркалах. Когда гибнет очередное отражение в зеркале, это не причиняет никакого вреда человеку и только когда зеркал не остаётся можно ударить уже по живому, оставшемуся незащищённым.

В начале книги Достоевского «Идиот», князь Мышкин появляется в имидже полуглупого «бедного родственника» и отношение к нему окружающих складывается в соответствии с этим имиджем. Резкое изменение отношения к Мышкину возникает сразу после того, как оказывается, что он владелец двухмиллионного состояния, полученного по завещанию от умершего родственника. Сам Мышкин, его содержание, при этом не меняется: меняется только образ. Для Настасьи Филипповны князь Мышкин не реальный человек, а «тот о котором она давно мечтала». Мечта ассоциируется с реальном человеком, имеющем к самой мечте самое отдалённое отношение. В критической ситуации, когда Настасья Филипповна стоит перед порогом брака, она осознаёт реальность происходящего и убегает из-под венца. Реального и чувственного Рогожина она в упор не видит: такой человек ей не нужен. Для Мышкина, Настасья Филипповна тоже образ, он видел её «где-то во сне». Но, нужна ли ему реальная женщина?

Сам Федор Михайлович Достоевский несколько раз в жизни остро ощутил резкое изменение отношения к нему общества из-за изменения своего имиджа. Прочитав повесть «Бедные люди» Белинский заявил: «новый Гоголь явился». В один день из бедного студента Достоевский превратился в популярного и известного писателя. Вскоре после этого, «новый Гоголь» тем же Белинским был низвергнут из кумиров в забвение. Стоя на эшафоте, Достоевский готовился к смерти. Всё изменилось вмиг, когда высшим повелением русского царя, смертная казнь ему была заменена на каторгу в Сибирь. Рулетка вмиг могла сделать его или богатым или обратить в ничтожество.

Вторая глава «Евгения Онегина» рисует картины русской деревни. Внешне это «прелестный уголок», «приют спокойствия трудов и вдохновенья». Но, реальная деревня времён Пушкина совсем не идеальна:

Везде Невежества убийственный Позор.
Не видя слёз, не внемля стона,
На пагубу людей избранное Судьбой,
Здесь Барство дикое, без чувства, без Закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь Рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого Владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.

Здесь возникает поэт Ленский, влюблённый в небесного кумира, созданного из довольно пустой, но красивой девушки Ольги. Ленский доверяет свои думы равнодушному Онегину, который в конце его и застрелит. Здесь впервые появляется Татьяна, образом которой Пушкин осеняет свой роман. Девушка живёт в мире вымышленных чувств, представляя себя одной из героинь французских романов. При этом реальный характер Татьяны далёк от чистой лирики, и она в дальнейшем сможет это продемонстрировать. Её мама, Pachette, не смотря на любовь к тем же романам, отнюдь не кисейная барышня:

Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И всё тогда пошло на стать.
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь —
Всё это мужа не спросясь.

Как отличить реальность от имиджа? Если требуется жить на пиру у Каменного гостя, то чего можно ожидать от такого общества? Детальному анализу этих вопросов посвящена книга Достоевского «Идиот».


«Пир во время чумы» — «Бесы»

В третьей главе «Евгения Онегина» влюблённая Татьяна сравнивается с «бедным мотыльком», который блещет и бьётся в руках школьного шалуна. Чувства человека – это то, что составляет его суть. Человек без чувств мёртв. Разве Татьяна виновна, что любит?

За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Послушная влеченью чувства,
Что так доверчива она,

Легкомыслие страстей Татьяны простить можно, но можно ли простить легкомыслие страстей толпы, идущей на поводу умелых творцов общественного мнения?

Посреди сотен горящих на костре врагов христианской веры, бал которым правит Великий Инквизитор, вполне напоминает «Пир во время чумы». Имя председателя «Вальсингам» немного напоминает имя «Воланд». Идея «Пира» ассоциируется с известным «Пиром Вальтасара». Согласно книге Даниила, Валтасар был последним халдейским правителем Вавилона. Навуходоносор называется его отцом. В ночь взятия Вавилона, на своём последнем пиру, Валтасар использовал для еды и напитков священные сосуды, вывезенные отцом из Иерусалимского храма. В разгар веселья на стене появились начертанные таинственной рукой строки, которые Даниил истолковал, как послание от бога, информирующее о скорой гибели Валтасару и его царству. В ту же ночь Валтасар погиб. Христианское учение использовало для своих Пиров писания иудейских литераторов, танцуя на костях Иешуа и всего погибшего иудейского народа, в книге Апокалипсис христианству предвещается гибель. Пренебрегая реальностью в пользу «хлебов», «чуда» и «меча кесаря», религия «восславляет царствие Чумы».

История создания и разрушения коммунистической диктатуры повторяет историю христианства. Сталин, аналог Святого Павла, создал культ личности Ленина, памятниками которому была утыкана вся территория бывшего СССР. Максим Горький, аналог Святого Петра, стал основателем «социалистического реализма», который правильнее назвать «социалистической утопией». Семьдесят лет третья часть земного шара молилась на заветы Маркса, Энгельса и Ленина. Многие из тех, кто лично создавал новое социалистическое государство были расстреляны в ГУЛАГ-ах в годы репрессий. Быстрая гибель коммунистической системы произошла после ослабления диктатуры идеологии и развенчания культа личности Ленина и всего революционного движения. Народ подобно «бедному мотыльку» оказался подвержен чувствам, хотя учения классиков марксизма-ленинизма как раз стремились возвысить разум над чувствами и верами.

В книге «Бесы» Достоевский описывает революционные кружки, ставившие своей задачей социальное переустройство в России. Изображение революционеров карикатурно, однако хорошо демонстрирует как в умелых руках «бедный мотылёк» может превратиться в грозное оружие уничтожения основ всего общества.

Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Недаром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только «машут дубиной и бьют по своим». Эх, кабы время! Одна беда — времени нет. Мы провозгласим разрушение… почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Тут каждая шелудивая «кучка» пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам… Ну-с, тут-то мы и пустим… Кого?
— Кого?
— Ивана-Царевича.
— Кого-о? — Ивана-Царевича; вас, вас!
Ставрогин подумал с минуту.
— Самозванца? — вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. — Э! так вот наконец ваш план.

В драме Пушкина «Борис Годунов», Шуйский использует слухи о якобы убиенном царевиче Димитрии, чтобы восстановить против него народ, а потом не сильно мешает самозванцу, играющему роль якобы воскресшего царевича, занять московский трон. Всё это противоречит строгому анализу и здравому смыслу и происходит только благодаря воздействию на чувства людей, иногда самой уязвимой стороны человеческой природы.

Эпиграфом к роману «Бесы», Пушкин взял строки из стихотворения Пушкина «Бесы» и цитату из Евангелия, где Иисус излечивает бесноватого, выведя из него бесов в свиней. Существуют злокачественные чувства или чувствительные резонансные частоты, способные сильно влиять на сознание. Если дать вволю насладиться этими чувствами, перебеситься ими, ужаснувшись от результатов этого мероприятия, второй раз на те же грабли никто не наступит.

Анализ того, как чувственность может использоваться для управления людьми, а также к чему приводит полное отсутствие чувств, рассказывает книга Достоевского «Бесы».


«Скупой рыцарь» — «Подросток»

В книге Достоевского «Подросток», Аркадий Долгорукий так вспоминает «Скупого рыцаря»:

Я еще в детстве выучил наизусть монолог Скупого рыцаря у Пушкина; выше этого, по идее, Пушкин ничего не производил! Тех же мыслей я и теперь.
«Но ваш идеал слишком низок, — скажут с презрением, — деньги, богатство! То ли дело общественная польза, гуманные подвиги?»

В своей «идее», Аркадий Долгорукий рассуждает об абсолютной силе денег:

…деньги — это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество. Я, может быть, и не ничтожество, но я, например, знаю, по зеркалу, что моя наружность мне вредит, потому что лицо мое ординарно. Но будь я богат, как Ротшильд, — кто будет справляться с лицом моим и не тысячи ли женщин, только свистни, налетят ко мне с своими красотами? Я даже уверен, что они сами, совершенно искренно, станут считать меня под конец красавцем. Я, может быть, и умен. Но будь я семи пядей во лбу, непременно тут же найдется в обществе человек в восемь пядей во лбу — и я погиб. Между тем, будь я Ротшильдом, разве этот умник в восемь пядей будет что-нибудь подле меня значить? Да ему и говорить не дадут подле меня!

Эпиграф к четвёртой главе «Евгения Онегина», Пушкин взял из обращения министра финансов Франции Неккера к Мирабо в истории французской революции, написанной мадам де-Сталь. Разрушение феодальной системы во Франции произошло под воздействием развития капитализма. Материальные законы разрушили аристократическую инфраструктуру, мешавшую коммерческой целесообразности. Большую роль в развитии революционного движения сыграл эпатаж Мирабо, дворянина, ставшего пламенным защитником третьего сословия. Механизмы развития материального мира, основанные на материальных потребностях и техническом прогрессе, несомненно сильнее всех искусственных государственных построений, но так ли всесильна власть денег?

Деньги величайшая движущая сила, но «скупой рыцарь» из трагедии Пушкина не стремится ни к какому прогрессу. Его целью является лишь спокойствие и осознание своего могущества. Его деньги совершенно мертвы, хотя и получены на чувствах и переживаниях. Барон приводит пример вдовы, которая отдала ему старинный дублон прежде полдня воя перед ним с тремя детьми. Но разве можно демонстрацией своих страданий уговорить банк, чтобы тот простил долги? В лучшем случае он посоветует обратиться в какой-нибудь благотворительный фонд. Барону нужно только сознание своей мощи, ему незачем переустраивать мир.

Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу — воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный гений мне поработится,
И добродетель и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды.
Я свистну, и ко мне послушно, робко
Вползет окровавленное злодейство,
И руку будет мне лизать, и в очи
Смотреть, в них знак моей читая воли.
Мне всё послушно, я же — ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья…

Результатом объяснения Онегина с Татьяной стало лишь обострение её чувств. Холодная рассудительность Евгения катализировала стремление Татьяны разобраться в истинных мотивах, стоящих за теми или иными поступками людей. В седьмой главе, девушка поменяла французские романы на более серьёзную литературу, пытаясь понять акценты, которые Онегин выставляет той или иной мысли на страницах своих книг.

Барон из «Скупого рыцаря» желает только спокойствия, в его руках деньги мертвы, однако, как распорядится этими деньгами его молодой сын, думающий только о драках и турнирах? Если первый скопил огромную мощь, то второй наверняка не глядя разбазарит её попусту.

Книга Достоевского «Подросток» анализирует какова истинная сила денег. Так ли они всевластны и можно ли купить за деньги всё что угодно, включая любовь? Материальный закон жизни определяет развитие цивилизации и в то же время, в некоторых случаях, он уступает законам жизни, развивающим душу.


«Сцена из Фауста» — «Братья Карамазовы»

В пятой главе «Евгения Онегина», Ленский в день именин Татьяны хотел приобщить Онегина к обществу, которое Онегин не уважал и которого сторонился. Евгений был лишним в этом обществе или точнее это общество было лишним для Онегина. В ответ, Евгений решил подшутить над Ленским. Отношения Ленского и Ольги были синтетичны и неестественны. Если система не обладает стабильностью, то любое лёгкое возмущение выводит её из равновесия. Начав флиртовать с Ольгой, Онегин понимал что Ленского это взбесит. Но Ольге безразличны чувства Ленского, и она ничего не заметила: эта «лилея» была лишена способности чувствовать высокие поэтические мотивы. Лёгкий конфликт продемонстрировал реальное положение вещей и шутка Онегина привела к смерти поэта. Всё вокруг способствовало развитию драмы. Физики бы сказали, что среда, как в лазерах, была активной и обладала свойством усиления. В такой ситуации минимальное возбуждение системы приводит к обвалу. Виновными в смерти Ленского оказались все — и незатейливо пошутивший Онегин и Ленский воспринявший ситуацию слишком серьёзно, и Зарецкий, только и мечтавший о каком-нибудь приключении, и общество, не простившее им примиренческого исхода.

В книге «Братья Карамазовы», в смерти Федора Карамазова были виновны все вместе, и никто в отдельности. Смердяков убил только по научению Ивана Карамазова. Обстоятельства рождения Смердякова заставляли его ненавидеть отца, а собственное самоубийство сравняло козырей. Иван Карамазов хотя и заказал убийство, но даже самому себе в этом до конца не признался. Тяжёлый самоанализ привел его в конечном итоге к помешательству. Митя много рассуждал о том, что хочет убить отца, публично сказал «зачем живёт такой человек?» и написал письмо в котором рассказывал, что намеревается убить, однако в реальности никогда бы не убил: ему бы не позволили собственные моральные принципы. За то, чего не совершал, Митя получил реальное тюремное наказание. Алёша Карамазов прекрасно чувствовал, что готовится убийство, однако не сделал ничего что могло бы предотвратить событие… пусть будет что будет. Однако: «промолчи — попадёшь в палачи!«.

В трагедии Пушкина «Сцена из Фауста», Фауст в духе Онегина скучает от того, что ему не интересно жить. Как не старался Мефистофель, Фауст ни в чём не нашёл успокоения и интереса. Даже в те минуты, «когда не думает никто», он думает только о том, какая всё это чушь и суета. От нечего делать, сидя на берегу спокойного моря, он просит Мефистофеля потопить испанский корабль. Фауст не топит его сам, а научает беса. Фактической причиной гибели корабля с модной болезнью и златом является озлобленный ум Фауста «кипящий в действии пустом». Если бы у него в этом мире было достойное дело, может быть он употребил бы свои силы и магию Мефистофеля в деле созидания чтобы, скажем, «любой ценою у моря кусок земли отвоевать». Было бы у Онегина интересное дело, может быть он не стал так шутить над своим другом. В романе Метьюрина «Мельмот Скиталец» с берега моря за гибелью испанского корабля наблюдают двое: студент Джон Мельмот, приехавший к дяде за наследством, и его демонический тёзка.

Жизнь заявляет свои права тем, что не подчиняется законам материального мира. Если вовлечены живые существа, то материальная выгода не всегда является определяющей. Война за независимость колониальных государств часто не приносит экономической выгоды, но покровительство богатых больших братьев никогда не бывает вечным. Многие выбирают право умереть свободными, чем жить на коленях.

О том, почему живое нарушает принципы построения нашего мира независимо от закона всемирного притяжения к «хлебам», «чуду» и «мечу кесаря» рассказывает книга Достоевского «Братья Карамазовы». Именно в этой книге встречаются некто похожий на Иисуса и Великий Инквизитор, объясняющий для чего живут люди и в чём суть искушений материального мира.

© Serge Shavirin — Page created in 0,093 seconds.